Дескать, Андрюшина душа здесь, с нами, она все видит и все понимает, и
мы должны обращаться с ней, как будто он жив. Лиза-то еще ничего, а вот
мать ее совсем свихнулась, ходит в церковь чуть не каждый день, даже
крещение приняла. Превратили квартиру в мавзолей, увешали все стены кар-
тинами и фотографиями мальчика и культивируют в этом мавзолее свое горе,
чтобы оно еще пышнее расцветало. А я терплю все это девять лет, потому
что мне ужасно жалко Лизу. Ее брат был гениальным художником, более ода-
ренного ученика у меня никогда не было. Андрей был настоящим вундеркин-
дом, не только художником, но и блестящим поэтом. А Лиза была Сестрой
вундеркинда, причем Сестрой с большой буквы, а ведь для этого тоже нужен
талант. Она умела быть терпимой, она знала, как вывести его из кризиса,
когда Андрей начинал швырять на пол кисти "и кричать, что он - ничтожный
мазила и никогда в жизни больше не прикоснется к краскам. В мальчике бы-
ла вся ее жизнь, все надежды, она дышала им, и теперь признать оконча-
тельность его небытия для нее равносильно тому, чтобы умереть самой.
Бедная моя, сумасшедшая девочка".
- Нет, наверное, все-таки главное то, что цветы - голубые, - продол-
жала Лиза, не замечая, что Сотников ее почти не слушает. - Помнишь, Анд-
рюша рисовал мой портрет в костюме принцессы? Я там в платье с голубыми
цветами. На самом деле цветы были розовые, но он сделал их голубыми,
сказал, что так лучше. Помнишь?
- Помню, - улыбнулся Дима. - Портрет был изумительный.
- Да-да, - подхватила Лиза, встряхивая головой, - на выставке его
увидел какой-то иностранец и подошел спросить, нельзя ли его приобрести,
а Андрюшенька ему ответил: "Это портрет моей сестры, моей принцессы. Он
не продается, потому что я хочу, чтобы моя Лиза всегда была со мной".
Голос ее задрожал, по щекам потекли слезы. Воспоминания о брате были
по-прежнему болезненными для нее. Дмитрий присел рядом на подлокотник
кресла, обнял девушку, прижал ее голову к своей груди. Он знал, что ус-
покаивать и утешать ее - пустая трата времени, нужно просто переждать,
когда она перестанет плакать.
- А помнишь, как мы с тобой точно так же сидели в мастерской и ты
гладил меня по голове и говорил, что Андрюша необычайно талантлив и его
картины повезут на выставку во Францию, а мы с тобой поедем вместе с ним
и будем гулять по бульвару Круазетт? - всхлипнула Лиза.
- Конечно помню, - тихо отозвался Сотников. На самом деле он этого
совершенно не помнил, но спорить с Лизой было опасно.
- Мне было шестнадцать, и я была влюблена в тебя по уши, а ты этого
даже не замечал. Верно?
- Верно. Ты была тогда ужасно милой девочкой, но всего лишь девочкой,
а я был учителем твоего брата, старым и солидным, мне было целых двад-
цать семь лет.
- Ну да, а когда ты меня обнимал и говорил про Париж, у меня сердце
замирало. Это было как в сказке. Дим, а когда ты понял, что любишь меня?
"Никогда", - мысленно произнес Дима, но вслух сказал, разумеется,
совсем другое.
Отношение его к Лизе было сложным и запутанным. Она действительно до
какого-то времени была для него всего лишь милой девочкой, сестрой его
ученика. Как опытный педагог, он конечно же видел, что она влюблена в
него, но кто из мужчин-учителей с этим не сталкивался? Дело обычное, на
это даже внимания обращать не принято. Лиза приводила брата на занятия,
терпеливо сидела в уголке и ждала, пока кончится урок, тихонько болтая с
Сотниковым о разных пустяках. Иногда Дмитрий просил ее попозировать во
время занятий, и она охотно соглашалась.
После гибели одиннадцатилетнего брата Лиза продолжала приходить к ху-
дожнику, словно ничего не изменилось, говорила с ним об Андрее, о его
картинах и стихах. Визиты эти были регулярными и как будто сами собой
разумеющимися. Сначала Дима ждал, что со временем раны зарубцуются и эти
тягостные визиты постепенно прекратятся, но шли месяцы, годы, а Лиза
по-прежнему, если не была в больнице, приходила к нему в школу каждый
четверг. Когда он спохватился, было уже поздно что-либо менять. Ну что
ей сказать? Как объяснить, что ей не нужно приходить к нему? Такое гово-
рят либо сразу, либо не говорят никогда. Это одна из самых распростра-
ненных ловушек, которые могут расставить жалость и сострадание. И Дмит-
рий терпел. Ему было искренне жаль Лизу, а сам себе он казался черствым
и бездушным, потому что не мог заставить себя переживать потерю мальчика
с такой же неистовой силой.
Они стали любовниками, когда Лизе уже исполнилось двадцать лет. Ника-
кой радости ему это не доставило, но Лиза будто бы немного ожила,
встряхнулась, выглянула, пусть ненадолго, из своей траурной скорлупы, в
которой пребывала постоянно. И Дима Сотников тогда решил, что если он
может хоть что-то сделать для нее, то он должен это сделать, несмотря ни
на что, несмотря на других женщин, в которых он влюблялся и с которыми
спал. Если есть иллюзия, помогающая Лизе справиться с горем, то он не
имеет права эту иллюзию разрушать. Если любовь к нему может ее поддер-
жать, он не должен лишать ее этой поддержки. Разумеется, решение это бы-
ло принято в ситуации, когда Дима после неудачного кратковременного бра-
ка твердо знал, что в ближайшие три-четыре года повторять опыт супру-
жества не станет. Как быть с Лизой, если в его жизни появится женщина,
на которой он захочет жениться. Сотников не знал, но полагал, что, когда
это случится, тогда и видно будет. Мысль сделать предложение Лизе ему и
в голову не приходила.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11