Ох уж эти индейцы!Один вождь, уважаемый антропологами дряхлый старикан, утверждал во вступлении к книге, что никто не может владеть землей. Уважаемый вождь, приехал бы ты рассказать эту банальность жителям северных стран. У себя в прерии тебе легко говорить, ведь никто и не думает строить там супермаркет. Добро пожаловать, вождь краснокожих, в Хельсинки, на чужую землю, сразу прикусишь язык.Добро пожаловать, уважаемый вождь, и на первый весенний просмотр в воскресенье. Там тетка в деловом костюме протянет тебе буклет с двумя замечательными строчками о цене земли: 3500 марок за квадратный метр. И мозги твои задымятся, когда ты услышишь очаровательную банковскую служащую, предлагающую выгодную процентную ставку «евро-бор» на пятнадцать лет выплаты. За неполных полтора миллиона марок, дорогой представитель американских прерий, ты легко попадешь на задний дворик городских четырех соток, готовить на гриле сальмонеллезную курицу.Пульс 145. Нельзя думать ни об индейцах, ни о чем негативном, все сразу отражается на запястье.Я незаметно скользил по району. Прохожий в камуфляже с небольшим рюкзаком и биноклем вблизи Центрального парка не вызывал подозрений. Диктофон я спрятал под курткой.Притормозив у почтового ящика, я прислушивался к первым ощущениям. Это очень важно. Если появлялась потребность дополнительного изучения объекта, помечал его и возвращался на место поздним вечером. К дому приближался исключительно ползком; только проверив тылы, вставал во весь рост и настраивал оборудование.Некоторые объекты по причине пышной растительности двора позволяли интимное знакомство с жизнью семей. Мне удавалось залечь за густым кустом сирени, и всего лишь в трех метрах от меня жарили мясо на гриле, пили сухое белое вино и обсуждали вещи, возбуждавшие мою фантазию.Как-то ранним утром, прибежав к себе в квартиру, я перечитал свои записи. «Ни стыда, ни совести! Чешут языками, шатаются по двору, не проникаясь его простой красотой. Трещат, как сороки, а ходят, как тюлени. Нет, не напрасно я насмотрелся передач о природе, теперь могу распознать любое зверье. Откуда у людей это собственничество чистой воды, эти повадки? Вот напористый тюлень переваливается в кричаще-пестрых шортах, ноги в жидкой поросли светлых волос искусаны комарами. Венец всего – шлепающие по свежесрезанной траве ступни с корявыми пальцами, между ними черные катышки от носков, которые он задумчиво выковыривает толстым указательным пальцем. Я знаю это млекопитающее, нет, не лично, а чую нутром. Тюлень переваливается на влажной траве – понадобятся целые сутки, чтобы она распрямилась, – открывает импортное пиво, поднимается по ступенькам террасы, наслаждаясь прикосновением древесины к босым ногам. За это прикосновение люди готовы выложить полтора миллиона. Такова средняя цена частного дома в этом районе. Пивная отрыжка звучит как призывный крик братьям по виду. Никто не откликается на призыв, мы остаемся вдвоем в ночной тишине. Но только я знаю это, он-то думает, что один. Вдыхает воздух, отщипывает ягоды со смородинового куста, который пятьдесят два года назад посадили фронтовик и его жена. Не трогай запретный плод! Черная смородина лопается на пожелтевших зубах, и мякоть ягоды растворяется во рту. Так жаден, что, не прожевав первой, хватает уже вторую. Ешь, наслаждайся, на ночь обжирайся!»
Я все подчинил высокой цели. Держал равновесие в треугольнике: работа – халтура – встречи с Сини.Основной работой я занимался меньше всего. По утрам на складе успевал пару часов покемарить, причем со спокойной совестью. Окончательно просыпался я только по возвращении домой. После душа заправлял себя фруктами, водой и ржаным хлебом и подкачивал мышцы брюшного пресса. В шесть принимался за икры марафонцев. Я видел не уплотнения в мышцах, а только купюры.Как-то завскладом Сиикавирта поинтересовался причиной моей усталости. Я сказал, что готовлюсь к участию в Стокгольмском марафоне. Сиикавирта ответил, что ценит мое увлечение бегом на длинные дистанции, но еще больше он ценит, когда в фуры загружается именно тот товар, который заказал клиент. Я пообещал снизить темп подготовки и быть более внимательным.Я сократил долю эротического массажа, оставив только трех женщин. Я подбирал их весьма тщательно: все они были страшные и неразговорчивые. Самое главное – при работе с ними мне ни разу на ум не приходила Хелена. Я поднял таксу, обосновав ее уровнем цен в данной сфере, и тем, что я единственный предлагаю данную услугу в районе. Сейя, Пирьо и Синикка согласились. Я постарался полностью исключить эротические услуги в те выходные, когда Сини приходила ко мне. Один раз чуть не попался. Выпроводил Сейю в пять минут шестого, а в семь минут шестого у подъезда уже стояли Хелена и Сини.Чувства обострились. Это проявлялось во всем, что бы я ни делал.Ползая в кустах, я узнавал букашек, которых последний раз трогал в глубоком детстве. Пробираясь босиком по траве к дому, я чувствовал росу и мельчайшие камушки, осыпавшиеся с детских ног. За чтением истории послевоенного заселения ощущал себя одним из тех 420 тысяч переселенцев и фронтовиков, которым нужна была крыша над головой как можно быстрей. Рассматривая фотографии старых домов, я жил той послевоенной жизнью. Я был Эркки, Каук-ко или Пентти, который впервые сидел в собственном доме, сам себе господин, с молодой невестой на коленях, хотя в ушах еще свистели осколки, и временами казалось: что, снова надо зарыться по горло в болото и закрывать глаза? Нет, больше не надо. Женщина на коленях, луна в небе, а в пальце заноза из стены собственного дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67