– Я американка.
Мемтаз пожала плечами, мол, какая разница?
– Старый господин ее очень любил и, пока она была жива, не брал других кадин. Он баловал ее, и когда та пожелала, чтобы их сына отправили в английскую школу перенять обычаи ее народа, старый господин согласился. Там есть университет… о, как его называют… Оксфар?
– Оксфорд? – изумилась Сара.
– Да-да. Молодой господин учился там, пока не умер его отец, а потом вернулся сюда получить свое наследство.
«Боже правый, – подумала Сара, – этот варвар, купивший ее, словно штуку ткани, получил образование в Оксфорде?»
– Мемтаз, что со мной будет? – печально спросила она служанку.
Мемтаз только покачала головой.
– Кто может знать? Если бы султан вас подарил паше, то мой господин должен был на вас жениться – таков обычай. Но раз он вас купил… Скорее всего, вы займете место в гареме паши, как его одалиска.
– А это что такое? – быстро спросила Сара, хотя она слышала это слово в серале султана.
– Рабыня.
– Как вы? – уточнила Сара. Почему-то ей казалось, что это не так.
– Нет, я – гедикли, выполняю домашнюю работу. А вы будете хазеки…
Мемтаз замялась.
– Объясни мне, пожалуйста.
– Ну, это женщина для развлечения господина.
– Вы хотите сказать – наложница, – мрачно проговорила Сара. И произнеся это слово вслух, почувствовала себя еще хуже.
Мемтаз не стала возражать. Сара закрыла глаза.
– Не надо так печалиться, госпожа, – успокаивала ее Мемтаз. – На самом деле вам очень повезло. Вы будете жить в роскоши, целыми днями купаться в хаммане, умащать себя благовониями и одеваться в великолепные наряды, курить наргиле и есть щербеты и сладости.
– Я не хочу купаться в хаммане и курить гашиш, Мемтаз. Я хочу быть свободной.
– И паша Халид молод, – продолжала Мемтаз, словно не слыша Сару. – Он самый красивый мужчина в Бурсе, а может, и во всей империи. Все обитательницы гарема вздыхают по его прикосновениям и мечтают, чтобы их выбрали для ночи любви. Вы могли бы попасть к старому, уродливому толстяку, от которого воняет чесноком. А кроме того, мой господин очень богат. Он унаследовал от отца этот дворец и все владения, гарем и земли от Золотого Рога до Босфора и бедуинских холмов…
Сара подняла руку, прерывая поток восхвалений.
– Мемтаз, я понимаю, что вы хотите меня утешить, спасибо, но мне хочется остаться одной.
Служанка поклонилась.
– И еще, Мемтаз…
Та обернулась.
– Что значит «користа»?
Мемтаз улыбнулась:
– О, это очень лестное любовное слово… Понимаете?
– Комплимент?
– Да. Если мужчина так называет женщину, значит, она – предмет его страстного желания, его самая сильная… страсть.
Сара отвернулась.
Мемтаз бесшумно вышла в прихожую. Сара остановилась у зарешеченного окна своей спальни, глядя на каменные стены Каретного дома, отделявшие гарем паши от внешнего мира.
Неужели отсюда нельзя убежать? Нужно что-то придумать.
Сара горько вздохнула. Что же делать? От дома ее отделяют тысячи миль, за помощью обратиться не к кому. Даже если принцесса Роксалена знает, что случилось с Сарой, она не сможет ничего предпринять против воли своего отца, султана. Джеймс – единственный, кто мог бы ей помочь, но кузен совершенно недостижим для нее.
От ужаса у Сары перехватило горло. Ее продали – продали, Господи! – человеку, который вызывает в ней самые противоречивые чувства. От одной мысли о новой встрече с ним ей становилось не по себе.
Глава 1
Константинополь, столица Оттоманской империи. Июль 1885
– Так тебе хотелось бы узнать гаремную жизнь? – с улыбкой проговорил Джеймс Вулкотт, отпивая глоток прохладительного напитка.
– Конечно, – ответила Сара. – Как и любому человеку.
С двоюродным братом Джеймсом у нее была не только общая фамилия, но и страсть к путешествиям по всему свету. Их обоих вырастил в Массачусетсе отец Джеймса.
– Право, Джеймс, не стоит тратить каникулы Сары на обсуждение аморальных обычаев этих развратных иностранцев! – чопорно проговорила Беатрис, вставая, чтобы поставить свою рюмку рядом с серебряным кувшинчиком. Вынув из рукава синего шелкового платья кружевной платочек, она промокнула им губы. Ее верхняя юбка, расходившаяся впереди так, что видна была гофрированная полосатая вставка, шелестела при каждом движении. Снова присев, она поправила упавшие на лоб пряди шиньона.
– Боюсь, что иностранцы здесь – мы, моя милая. А аморальность – это вопрос взглядов на жизнь, – ответил ее муж, демонстративно подмигивая Саре.
Они сидели на веранде второго этажа дома Вулкоттов в европейской части города с видом на мост Галата, в надежде, что от воды повеет прохладой. Под ними шумел базар, скрипели колеса повозок, стучали копытами лошади, а издалека доносились приглушенные крики уличных торговцев у причалов.
Беатрис взяла складной веер с инкрустированной слоновой костью ручкой, лежавший на подлокотнике плетеного кресла, и принялась энергично обмахиваться.
– Льда не осталось? – спросила она у мужа.
– Нет, потерпи до следующей поставки в конце недели, – ответил он и пояснил Саре: – Его доставляют со снежников горы Олимп, но дорога длинная и трудная, так что лед – большая редкость и стоит дорого.
– Но он хоть немного помогает переносить эту жару. Никак не могу привыкнуть к здешнему климату, милочка, – пожаловалась Саре Беатрис. Ее веснушчатое лицо раскраснелось. – Уверена, что тебе тоже нелегко переносить жару.
– Право, после двадцати морозных зим Новой Англии здешний климат мне кажется благодатным и нравится, – отозвалась Сара. – Пока я ехала из Парижа на Восточном экспрессе, успела привыкнуть к жаре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78