Она похлопала женщину по плечу. Та взглянула на нее, и Эми открыла рот, изображая, будто ест что-то.
Женщина кивнула и сказала пару слов девочке. Та немедленно вышла, и Эми поняла, что пора действовать. Ванна освежила ее, придала сил и в то же время дала возможность выработать тактику действий. Едва старуха наклонилось к комоду, убирая в него что-то, Эми моментально сбила ее с ног и прошмыгнула мимо, выскочив из палатки.
Она завернула за угол и направилась прямиком в лес.
Но она успела пробежать всего несколько футов. Ее схватили сзади так грубо и с такой силой, что она словно повисла в воздухе, все еще находясь в движении. Двое огромных мужчин оттащили ее, брыкающуюся и кричащую, обратно в палатку и крепко привязали – по рукам и ногам – к шесту. Старуха с готовностью подала им кляп, чтобы прекратить крики.
Было очевидно, что теперь уже палатку охраняют снаружи.
Эми безнадежно затихла, лишь ее взгляд пронзал тюремщиков, но те, не обращая на нее ни малейшего внимания, закончили свое дело и спокойно удалились. Старуха уселась на пол, подобрав под себя ноги, и достала из-под своего огромного платка мешочек. Из него она извлекла вышиванье и принялась за работу, придвинувшись как можно ближе к небольшому очагу.
Эми прикрыла глаза, чтобы не видеть того, что ее окружает, и сосредоточилась на новом плане побега.
* * *
Малик вошел в пещеру и присел на камень в стороне от всех. Один из его товарищей принес на блюде еду, но он лишь отрицательно покачал головой. Человек попробовал с ним заговорить, но Малик сделал ему жест удалиться, взял бутылку раки и принялся беспокойно мерить шагами тесное пространство.
Мужчины в пещере переглянулись. Они уже знали, что, когда Малик впадает в такое состояние, лучше не мешать его мыслям, дать ему возможность побыть одному. Поэтому, когда он резко повернулся и направился к выходу, никто из них и глазом не повел. Все продолжали заниматься своими делами: разговаривать, играть в кости, есть.
Как только в голове его созреет план, он и сам все скажет.
Но на сей раз Малик обдумывал вовсе не свою борьбу против султана. Он направился в лес, к одному ему известной поляне, усеянной пеньками от сраженных молнией деревьев и умытой протекающим мимо прохладным ручейком. Он уселся на берегу и, прихлебывая время от времени из бутылки, уставился в быструю воду.
Пленница полностью завладела его мыслями.
Он и до этого похищал и продавал женщин; для его отряда это стало вполне привычным делом. Обычно они пугались настолько, что совсем теряли голову, впадали в истерику и рыдали все время – пока ему наконец не удавалось выгодно сбыть их с рук какому-нибудь дельцу и тем самым вновь обрести мир, да и деньги впридачу.
Но эта пленница казалась совсем иной. Она смотрела на него твердым взглядом и ни разу не заплакала, даже тогда, когда он связал ее и бросил в палатку, предоставив возможность поразмышлять о туманном будущем. Обычно в этот момент женщины сдавались и забывали о чувстве собственного достоинства. Но она не пала духом, а попыталась убежать, что сразу обнаружило в ней характер, вовсе не свойственный изнеженным чужестранкам. Для Малика все они были существами напыщенными и избалованными, от малейшей неожиданности готовыми упасть в обморок, а в случае опасности и совсем теряющими голову. Эта тоже выглядела так, словно выросла в роскоши и неге, но, однако, поведение ее говорило о характере самостоятельном и решительном.
Внешность ее породила проблему совсем иного рода: оказалось, что необычайно трудно отвлечься от образа красивой и привлекательной женщины. Голова начинала кружиться. Всю дорогу до лагеря он крепко сжимал в руках ее нежное гибкое тело и вдыхал аромат ее кожи и волос. Глаза такого цвета, как у нее – большая редкость: серые, без малейшего оттенка голубизны. Словно океан в ненастную погоду. А волосы! Чистое золото, словно вершины минаретов, возвышающиеся над великолепной мечетью на площади Айя-София. Во время скачки пряди их касались его лица, мягкие и свежие, словно трава.
Малик допил остатки раки и со злостью отбросил флягу в сторону. Все эти рассуждения бесполезны и бесцельны. Он прекрасно знает, что нужно делать и что он будет делать. Он забудет ее так же, как забыл многих других, и будет двигаться дальше – к своей цели.
Иначе этой цели не достичь.
* * *
Джеймс Вулкот сидел в кабинете секретаря американского посольства Дэнфорда и удивлялся, как мало изменений произошло здесь за долгие годы. Помощник секретаря, с которым он впервые встретился, когда его кузина Сара исчезла из султанского гарема, теперь стал секретарем посольства. Кирманский ковер заменили на афганский, но и красные занавеси с золотыми кистями, и бюст покойного президента Линкольна остались на своих местах. В тот момент, когда Дэнфорд шумно вошел в кабинет, Джеймс разглядывал один из дипломов в рамке на стене.
Джеймс поднялся и пожал протянутую руку, заметив, что Дэнфорд стал еще более представительным и цветущим, чем когда они виделись в последний раз. Секретарь словно сошел со страниц модного журнала: на нем был длинный сюртук из серого твида, совсем не по здешнему климату, а в руке он держал тросточку с золотым набалдашником.
– Как поживаете, Вулкот? – поинтересовался Дэнфорд, жестом приглашая гостя снова сесть. – Если я не ошибаюсь, в последний раз мы виделись с Вами около полугода тому назад – на приеме в посольстве. Выглядите Вы прекрасно. Надеюсь, дела Ваши идут хорошо? – Дэнфорд сел за стол и взял лист прекрасной плотной белой бумаги.
– Очень хорошо.
– Я именно так и предполагал. Вы становитесь богатым человеком, а я, как видите, все на том же месте, – он вздохнул и взглянул на лист бумаги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79