«Вот до чего докатились!»
– Бабушка, скажи, – приставала Жижи, – ты знакома с князем Радзивиллом?
– Да что с тобой сегодня? Какая муха тебя укусила? И вообще, о каком князе Радзивилле ты говоришь? Их много.
– Я не знаю о каком. Я только читала, что один из них женится. Там был список свадебных подарков: три письменных прибора из малахита и всякое другое. Что такое малахит?
– Э-э, что об этом говорить. Раз он женится, он нам уже неинтересен.
– Значит, если женится дядюшка Гастон, он тоже станет нам неинтересен?
– Это зависит от того, на ком он женится. Если на своей любовнице, то это будет очень даже интересно. Например, когда князь Шенягин женился на Валентине д'Эгревилль, с которой прожил до того пятнадцать лет, все поняли, что именно такая жизнь его и устраивает: бесконечные скандалы, тарелки, летящие в стену, примирения на виду у всех в ресторане Дюран. А ещё все поняли, что эта женщина знает себе цену. Но, вообще-то, всё это слишком сложно для тебя, бедная моя Жижи.
– А ты думаешь, дядюшка уехал вместе с Лианой, потому что собирается на ней жениться?
Госпожа Альварес прижалась лбом к стеклу, словно для того, чтобы посоветоваться с весенним солнышком, под лучами которого одна сторона улицы нежилась в тепле.
– Нет, я так не думаю, – ответила она наконец, – или я совсем перестала что-либо понимать. Хорошо бы поговорить с Алисией. Знаешь что, Жижи, проводи меня до её дома, я останусь ненадолго, а ты вернёшься домой. Подышишь воздухом на набережной, теперь это принято. Что касается меня, то я дышала воздухом только два раза в году: в Кабурге и в Монте-Карло. И чувствую себя совсем неплохо.
В тот день госпожа Альварес вернулась так поздно, что на обед семья ела лишь вчерашний суп, холодное мясо и пирожные, присланные тётей Алисией. На все расспросы Жильберты о том, что говорит тётя, она отвечала лаконично, с непроницаемым выражением лица:
– Тётя Алисия говорит, что научит тебя есть дроздов.
– Ура! – вскричала Жильберта. – А как насчёт летнего платья, которое она мне обещала?
– Она помнит о платье и сказала, что ты останешься довольна.
– Понятно, – разочарованно протянула Жильберта.
– Она просила тебя прийти к ней в четверг к двенадцати часам на завтрак.
– С тобой, бабушка?
Госпожа Альварес взглянула на длинную девочку, сидящую перед ней: синие, как вечер, глаза, высокие розовые скулы, крепкие зубы, покусывающие свежие потрескавшиеся губы, непокорная копна пепельных волос.
– Нет, – сказала наконец она. – Без меня. Жильберта вскочила и обняла её за шею.
– Как-то ты странно сказала это, бабушка. А ты не отправишь меня к тёте Алисии насовсем? Я не хочу, бабушка, я лучше останусь с тобой.
Госпожа Альварес откашлялась и улыбнулась.
– Бог мой, какая же ты глупенькая! Отправить тебя насовсем к тёте Алисии! Ох, бедная моя Жижи, ты уж не обижайся на меня, но что-то ты никак не взрослеешь.
Шнуром от звонка у тёти Алисии служил жемчужный басон, сделанный в форме виноградной ветки: зелёные листья и фиолетовые гроздья. Дверь, неоднократно покрытая лаком, блестела, как влажный тёмный леденец. Кивнув лакею – тётя Алисия не признавала женской прислуги, – Жильберта переступала порог и с наслаждением погружалась в атмосферу убаюкивающей роскоши. Пол в гостиной был застлан сукном, поверх которого лежали персидские ковры, и Жильберте казалось, что у неё вырастают крылья. Поскольку о маленькой гостиной своей сестры в стиле Людовика XV госпожа Альварес отзывалась не слишком лестно: «скука смертная», Жильберта вслед за ней повторяла: «Гостиная тёти Алисии очень красивая, но ужасно скучная», – и всё своё восхищение перенесла на столовую, обставленную мебелью времён Директории из светлого лимонного дерева, без всяких инкрустаций, все украшения которой составляли прожилки на дереве, прозрачном, как воск. «Когда-нибудь я куплю себе точно такую же», – наивно восклицала Жильберта.
– Как же, как же, в Антуанском предместье, – смеялась тётя Алисия, маленькие зубы её задорно поблёскивали.
Тёте Алисии было семьдесят лет, и вкусы у неё были своеобразные. В спальне серебристо-серого цвета стояли красные китайские вазы, в ванной комнате, узкой и белой, было тепло, как в оранжерее. Природа наделила тётушку богатырским здоровьем, но ей нравилось считать себя хрупкой и болезненной. Когда мужчины, знавшие её в молодости, предавались воспоминаниям о красавице Алисии де Сент-Эффлам, они выражали свои восторги лишь вздохами да восклицаниями: «Это что-то неописуемое… слова тут бессильны!» У некоторых близких её знакомых сохранились её фотографии, но на молодых они не производили большого впечатления: «Так вы говорите, она была удивительно хороша? По фотографии этого не скажешь…» Глядя на эти фотографии, её бывшие поклонники впадали в задумчивость, узнавая запястье, гибкое, как лебединая шея, маленькое ушко, нежный профиль, где как бы устремлялись друг к другу, составляя прелестное сочетание, пухлая, чуть приподнятая верхняя губка и длинные, прямые как стрелы ресницы.
Жильберта чмокнула свою по-прежнему красивую тётушку: в её седых волосах поблёскивала чёрная шпилька, а слегка ссутулившуюся фигуру облегало домашнее платье из переливчатой тафты.
– У тебя опять мигрень, тётя Алисия?
– Ещё не знаю, всё зависит от завтрака. Скорее раздевайся, стол уже накрыт. Что это на тебе надето?
– Перешитое мамино платье. А что, на завтрак яйца всмятку, мне опять мучиться?
– Не волнуйся, всего лишь яичница с гренками. И с дроздами легко управишься. А ещё получишь шоколадный крем. Я от него тоже не откажусь.
Молодой голос, едва заметные под пудрой морщины, кружевной чепчик на седых волосах – тётя Алисия прекрасно вошла в роль театральной маркизы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16