Глядя на маленькую решительную женщину, которая стояла напротив него с таким видом, будто готовилась к бою, Алексей почувствовал, как его досада улетучивается, а беспокойство и желание поставить на своем уступают место той гордости, которую он всегда испытывал за жену. Да, сударь, подумал он, это вам не актрисульками командовать! Ксения Георгиевна Соколовская за себя постоять сумеет…
И от нежности и тепла, нахлынувших на него, точно по какому-то злобному контрасту он вдруг вновь ощутил морозную оторопь души, ледяную руку, сжавшую его сердце, и чужой суровый взгляд, сверлящий затылок. Точно погребальный колокол прозвенел в его душе, и перед глазами вновь развернулась картина заснеженного кладбища, мелькнули раскрытые зияющие черные ямы и деревянные кресты с непонятными, недоступными ему надписями… Не в силах справиться с нахлынувшей на него тупой душевной болью, он крепко зажмурил глаза и негромко застонал, желая сейчас лишь одного: снова проснуться и понять, что ничего этого не было – никаких снов, никаких тревог, никакого страха…
– Леша, что с тобой? – встревоженный голос жены доходил до него словно откуда-то издалека, гулко и призрачно, и он, немыслимым усилием воли заставив себя вернуться в реальность, поднял ресницы, коротко взглянул на Ксению и прижал ее к себе так крепко, как не делал уже давно.
– Ничего, – коротко пробормотал он. – Немного сердце прихватило. Сейчас пройдет.
Виновато наблюдая потом за тем, как заторопилась жена за сердечными каплями – в общем-то, Соколовские были вполне здоровой и спортивной четой, но на всякий случай джентльменский набор лекарств все же хранился в одном из низеньких удобных шкафчиков их спальни, – Алексей привычно спрашивал себя, зачем ему нужно это вранье и почему он не может просто поделиться с Ксенией своим давним кошмаром. Он давно хотел сделать это, но каждый раз непонятная суеверная мысль останавливала его; ему казалось, что достаточно проговорить все это вслух, облечь тайные видения его ночей в живые, настоящие слова, – и снежный кошмар станет реальностью, а он, Алексей Соколовский, смутивший покой близких своими постыдными страхами, не сможет удержать их рядом с собой и навсегда останется одинок.
– Спасибо, – проговорил он, принимая из рук жены крохотный хрустальный стаканчик с лекарством. – Уже прошло.
И, вскинув на нее совсем несвойственный ему, неуверенный и чуть затравленный взгляд, спросил:
– Ксюш, а может, в этот раз все же отложите, а?..
Ксения нервно передернула плечами, как будто ее охватил нежданный озноб, и отвернулась к широкому окну спальни. Она смотрела на роскошные, бледно-зеленые шторы из тяжелого шелка, затканные едва заметным золотистым рисунком, но видела перед собой не привычный интерьер супружеской спальни, а золотой, и зеленый, и мерцающий, и загадочный мир – мир, скрытый от человеческих глаз, полный тайными шорохами и призрачными тенями, мир, ради разгадки которого только и стоило жить… Ксении Соколовской не нравилось, когда ее сильный, умный и чуть циничный муж – циничный ровно настолько, насколько этого требовали условия современной жизни, чтобы не выглядеть размазней и рохлей, – вел себя как истеричная барышня. Ей не нравилось его отношение к ее здоровому риску: сам-то он, насколько она знала, никогда не отказывался от случая заполучить порцию адреналина в крови. И еще ей не нравилось, когда после двадцати пяти лет брака он играл в преувеличенные, на ее взгляд, опасения за ее судьбу.
А потому она посмотрела на мужа чуть рассеянным, как будто не от мира сего, холодноватым на сей раз взглядом и сказала:
– Мы возвращаемся через две недели. Я сообщу тебе точную дату приезда попозднее.
Этого тона и взгляда было вполне достаточно, чтобы Алексей молча поставил на столик так и не выпитое лекарство и вышел из спальни.
* * *
Никакой ссоры, разумеется, у них не возникло. Их брак давно не обладал тем накалом страстей и эмоций, который необходим для бурного выяснения отношений; много лет их соединяли уже только взаимопонимание и дружба, родственная близость и теплое ощущение надежного плеча рядом, родительская любовь к единственной дочери и взаимное, чуть ироничное терпение к недостаткам друг друга. Впрочем, можно ли обо всем этом сказать – «только»?..
Семья Соколовских была основана на союзе самодостаточных, сильных и творческих людей, каждый из которых умел делать в жизни свое собственное дело и не мешать при этом реализовываться партнеру. Алексей, которому совсем недавно исполнилось сорок семь, находился сейчас, на пороге двадцать первого века, на самом пике своей профессиональной карьеры; спектакли молодежного экспериментального театра, режиссером и художественным руководителем которого он был, неизменно вызывали интерес пресыщенной столичной публики и внимание не менее пресыщенной московской прессы. Несколько громких побед на европейских фестивалях и призы российских театральных премий позволяли друзьям вполне искренне отзываться о нем: «Лешка – гений!», а враги, ехидно посмеивающиеся при этом громком слове, все же вынуждены были, пусть даже нехотя, признавать его талант. Сам Алексей Соколовский, говоря откровенно, гением себя не считал – и был, вероятно, прав. Но в его спектаклях почти всегда была та напряженная, вибрирующая струна, та аура подлинности, которые, собственно, и отличают произведение искусства от грубой и дешевой подделки.
Ксения же в свои сорок четыре упрямо и почти без всяких усилий продолжавшая выглядеть на тридцать пять, была доцентом Московского университета, с упоением занималась геологией и минералогией, знала толк в редчайших породах камней и смогла сделать то, что удается не так уж многим – совместить профессию с любимым хобби.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15