Лицо его сияло. Затем Алтея Белаши отвела его обратно на скамью. И тут – кроме Труды, Антонии Лесслер и Сибиллы Фассбендер, никто так не делал, и уж определенно ни одна красивая молодая девушка, – она взяла Бена за руки и поцеловала в обе щеки.
Бен погрузился в благоговейное молчание и крайне неохотно покинул палатку. На обратном пути добиться спокойствия от него Труде удалось только с помощью ванильного мороженого, купленного в маленьком киоске рядом с аптекой.
Придя домой, он забился с куклой в угол, взял ее за ноги, заставил кувыркаться вперед головой и спиной, раскачивал и выворачивал ей руки и ноги, стараясь повторить трюки, проделанные молодой артисткой на спине пони. Вечером Бен дал Якобу импровизированное представление – подбрасывал куклу в воздух и пытался поймать ее за руки, как гимнаст на трапеции ловил Алтею Белаши.
В девять часов Труда уложила его спать, села с Якобом в гостиной и принялась обсуждать, не сходить ли им еще раз в цирк на следующий день.
«С бельем я разберусь во вторник, – сказала Труда. – Бену так понравилось в цирке. Может быть, девушка снова покатает его верхом на пони. Согласись, что у мальчика совсем мало радости в жизни».
В десять они легли спать. Через полчаса домой вернулась Анита, закрыла ворота во дворе, но забыла как следует запереть кухонную дверь. И в два часа ночи Бен внезапно возник рядом с кроватью Труды, стал трясти ее за плечо и шептать:
– Руки прочь.
В том, что Бен разбудил Труду ночью, не было ничего необычного. Иногда мальчик просыпался и приходил к матери, иной раз дважды за ночь. Его словам Труда тоже не придала особого значения. Предположив, что сыну приснился плохой сон, она, стараясь не разбудить Якоба, встала в темноте и хотела отвести Бена обратно в его комнату.
Но, включив свет в прихожей, она испугалась. Ночная пижама Бена была сплошь покрыта пятнами грязи и травы.
– Ты выходил сегодня ночью из дома? – спросила она.
– Руки прочь, – ответил Бен.
– Да, – сказала Труда, – руки прочь. Тебе нельзя убегать, когда темнеет. Как ты вообще вышел?
Распахнутая кухонная дверь стала ответом на вопрос. После того как Труда заперла ее, переодела сына в чистое, заставила его сходить в туалет и уложила снова в кровать, она объявила:
– Если ты будешь хорошо себя вести и останешься в постели, то завтра, когда будет светло, ты еще раз сможешь увидеть животных и девушку.
Он хорошо себя вел, ночью больше не покидал свою комнату, утром, немного пританцовывая, поскакал у сарая, непрерывно размахивая руками, как будто приглашая кого-то на бокс, все время бормотал себе под нос «прекрасно делает» и «руки прочь». К полудню без обычного дрыганья ногами на стуле он умудрился практически без помощи Труды опустошить свою тарелку. Затем остался с ней на кухне.
В половине третьего Труда надела на него чистые брюки и рубашку, взяла за руку. По дороге к рыночной площади она рассказала Бену, что ему предстоит увидеть, желая освежить его воспоминания и, вероятно, в некоторой степени вызвать чувство предвкушения радости. Однако представление было отменено.
Уже приближаясь к площади, Труда обратила внимание на необычное волнение в собравшейся толпе. Вместо пони у палатки стояла патрульная машина. Люди разделились на несколько небольших групп, оживленно обсуждавших что-то и с любопытством смотревших на один из автоприцепов, где директор цирка в чем-то страстно убеждал двух полицейских.
В одной из групп стояли со своими детьми Тея Крессманн и Рената Клой. Когда Труда и Бен приблизились к ним, Альберт продемонстрировал им дырку у себя во рту на месте выпавшего зуба. Рената одной рукой покачивала коляску с младшим сыном, Хайко, другой – железной хваткой держала старшего сына за запястье. Дитер, пытаясь освободиться от рук матери, грубо выдергивал свою руку. Он непременно хотел к цирковому шатру и, когда на него перестали обращать внимание, ударил ухмыляющегося Альберта по ноге. Альберт сразу же начал реветь. Дитер получил пощечину, начал неистовствовать и ударил ногой по коляске. Маленький Хайко в коляске тоже заревел от страха, и Рената теперь не знала, что ей делать и кого успокаивать в первую очередь. Другим тоже пришлось нелегко.
Когда Рената с багровым от стыда лицом спешно распрощалась с собеседницами и ретировалась, Тея рассказала, что ночью у циркачей сбежала наездница. Далее Тея сообщила, что случайно услышала, как директор цирка объяснял ситуацию полицейским, не соглашаясь с ними. Он уверял, что о побеге не могло быть и речи, потому что его дочь весьма ответственный человек. Поздно вечером девушка хотела только глазком взглянуть на одного пони, оставленного на общинном лугу, так как после последнего представления животное стало хромать. И если человек задумал сбежать, добавил директор, то наверняка прихватил бы с собой чемодан.
Ренаты Клой уже не было видно, но Тея все еще продолжала смотреть в том направлении, в котором та скрылась.
– Кое-кого действительно нужно пожалеть, – сказала Тея. – Представь себе, Бруно только в три часа ночи пришел домой, как она мне только что рассказала. Вчера вечером Мария Йенсен видела его здесь, на площади. Мария говорила, что он беседовал с девушкой из цирка. Рената никак не заслужила подобного отношения со стороны мужа.
Тея огорченно покачала головой и добавила, что Хайнц Люкка, выгуливавший свою овчарку в полодиннадцатого вечера, видел машину недалеко от общинного луга. Была ли это машина Бруно, Хайнц Люкка затруднялся ответить. Автомобиль марки «мерседес», но в деревне их было несколько, он и сам ездил на такой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118