– Только куртку американки, – ответила Труда. – Тогда мы прошли с ним весь путь, но он не смог показать нам, где она лежала.
Этим разговором я окончательно похоронила надежду на полное разъяснение дела. Никто и не думал о том, чтобы за действия в огороде привлечь Труду к ответственности. Прокурор учел состояние шока.
Эпилог
Во время поездки они не разговаривали друг с другом. Якоб делал вид, что должен внимательно следить за дорогой. И ни разу не посмотрел в ее сторону. За день до этого Труду наконец выписали из клиники. Выжившую, но исхудавшую, с лицом таким костлявым, бледным и полным скорби, что Якоб был не в силах на нее смотреть. При этом он так радовался ее возвращению домой.
В последние недели он почти каждый вечер, заказав себе стакан минеральной воды, в обществе Вольфганга Рупольда мечтал о будущем. При этом мысленно перед его глазами всегда возникала одна и та же картина. Стол, накрытый для завтрака, четыре тарелки, четыре чашки, четыре маленькие ложки и четыре ножа. Каждый раз Труда замечала: «Не мажь так много масла на хлеб, Бен».
Затем говорила Таня: «Мне нужно уходить, медведь, иначе я опоздаю в школу. Проводишь меня немного?»
Так никогда не было и, пожалуй, никогда не будет.
Два дня тому назад, когда Якоб наконец собрался с духом и навестил Таню у Пауля и Антонии, Пауль при его появлении сразу вышел из комнаты.
– Несчастье убило его душу, – заметила Антония и внезапно закричала: – Это твоя вина, Якоб! Только твоя вина! Если бы ты пошел с ним, вместо того чтобы бить…
И тоже выбежала из комнаты.
Таня забралась к Якобу на колени, все еще худенькая и бледная, легкая, как наполненная пушинками подушка.
– Я говорила тебе, папа. Я всегда тебе говорила, что он никому ничего не сделает плохого. Пожалуйста, папа, когда мама вернется домой, она, конечно, сразу захочет его навестить. И я должна его поблагодарить. Если бы он не пришел…
Затем слезы, жалкое всхлипывание, от которого ухо Якоба стало мокрым.
– Возьми меня с собой, папа, пожалуйста, возьми. Однако ее мольбы оказались напрасными. Позже!
Позже, если ему хватит сил в ее присутствии посмотреть медведю в глаза.
Когда вчера они приехали домой, Труда, поставив чемодан, сразу спросила:
– Почему ты до сих пор не забрал его домой?
Много она вообще не говорила, заметила только, что в общем и целом чувствует себя хорошо. Что в будущем ей нужно беречься и регулярно принимать выписанные врачами лекарства.
Теперь она сидела рядом, и они не разговаривали. Якоб ничего не мог ей объяснить. Он допустил много ошибок и, совершая последнюю, уже знал, что поступает неправильно. Так же, как знал в течение всех этих лет, что Люкке доверять нельзя.
Эрих Йенсен был настолько любезен в течение последних недель, так полон понимания и готовности помочь…
Когда Бен поправился после травмы, встал вопрос, что теперь с ним делать. В больнице его больше не могли держать, другим больным требовались койки. И Эрих сказал: «Якоб, ты работаешь целый день. А его одного дома оставлять нельзя. Он еще не скоро поправится полностью, чтобы снова бегать по округе. Подумай о его здоровье, Якоб. Только представь себе, что он может упасть и беспомощным останется лежать в поле».
Врачи уже сообщили Якобу, что Бен еще некоторое время будет страдать от нарушений равновесия. Правда, Якобу не обязательно было выходить на работу, но он не хотел это говорить Эриху Йенсену. Теоретически он мог бы сопровождать Бена в его прогулках, готовить для него, купать, но только теоретически. Таким образом, Якоб согласился. Эрих пообещал найти хороший приют, где с пациентами обращаются человечно, и лично позаботиться о том, чтобы Бен получал достаточно свежего воздуха. Но как только он попался Эриху в лапы…
Сначала это действительно был хороший приют. Якоб сам в этом убедился. Так называемый открытый жилой комплекс, светлые помещения, дружественная атмосфера – пять мужчин, трое из которых могли сами себя обслуживать и приглядывали за соседями, если куратор отсутствовал. Но Якоб сразу подумал, что мужчины будут несколько перегружены с Беном. Тогда он обратил на это внимание Эриха, но тот только отмахнулся. И случилось то, что должно было случиться, Бен трижды убегал. И значит, это место для него не годилось. Прежде чем Якоб смог что-нибудь предпринять, Эрих уже подключил судью первой инстанции.
Труда прямо-таки застыла, достигнув долгожданной цели. Она вышла из машины, Якоб последовал за нею к воротам в стене. Он уже был здесь однажды и знал, что ее ожидает. За воротами только немного травы и несколько чахлых деревьев. Решетки на окнах. Внутри тоже такое количество решеток, что у Якоба всякий раз сводило желудок, когда он глядел на них.
Отделение тяжелых случаев располагалось на втором этаже. Несколько растрепанных фигур носились туда-сюда по длинному коридору. Слюнявые, с печатью идиотизма на лицах. Лицо Труды окаменело. Мысленно она представила широкую спину в клетчатой рубашке, увидела, как он через свекольное поле Бруно Клоя бежит к воронке…
В коридоре Бена не было, он лежал в кровати. Лицо Труды на секунду просветлело, затем выражение лица снова стало каменным. Они крепко связали его широкими кожаными ремнями. Волосы на голове всклокочены, лицо отечное. Он спал.
Якоб бросил короткий взгляд через плечо Труды, слегка откашлялся и пояснил:
– Я посмотрю, где врач. И выясню, когда можно будет его взять.
– Мы заберем его сразу, – ответила Труда. – Здесь он не останется ни минуты.
Но все было не так просто. Имелось распоряжение судьи, и у врачей за время его пребывания здесь сложилось определенное мнение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118