Он вытер ее рукой.
Он хотел снова найти отца и спросить, когда они поедут в Йосемит. На кухне никого не оказалось. Дверь в бассейн была распахнута, Григг подошел и, отвернувшись, прикрыл ее. Пахло хлоркой и пивом, может быть, рвотой.
Григг сел на отцовский табурет у кухонного стола, спиной к двери. Зажал уши руками, слушая, как бьется сердце. Он надавливал на веки, пока не проступили разные цвета, как фейерверк.
В дверь позвонили. Звонок долго не унимался, будто на кнопку налегли локтем, но наконец замолчал. В коридоре поднялся шум и переполох.
Кто-то похлопал Григга по плечу. Сзади стояла Амелия, за ней Бьянка, а за Бьянкой — Кэт. У всех троих был хорошо знакомый Григгу вид, словно кто-то нарывался и они ему наподдали.
— Мы заберем тебя домой, — сказала Амелия. Григг душераздирающе зарыдал, хлюпая носом, Амелия обняла его.
— Все хорошо, — добавила она. — Я только схожу за папой. Где он?
Григг показал в сторону бассейна. Амелия вышла. Ее место заняла Бьянка.
— Мама сказала, чтобы я остался, — сообщил ей Григг. Он ничем не рисковал. Очевидно, мама проиграла.
Бьянка покачала головой:
— Амелия перезвонила сюда и попросила Григга, но никто тебя не знал и даже не хотел искать. Они решили, что такого имени вообще не бывает — Григг. Но адрес дали, и Амелия сказала маме, что мы едем, нравится это ей или нет. Она говорит, по телефону у тебя был странный голос.
Амелия вернулась. Мрачная.
— Папа еще не готов ехать.
Она обняла Григга одной рукой, ее волосы упали ему на плечи. Сестры пользовались шампунем «Белый дождь» из-за его дешевизны, но Григг думал, что у него романтичное название. Если снять колпачок с флакона в ванной, можно было нюхать волосы Амелии, и Бьянки, и Кэт. Когда-то он рисовал комиксы о суперженщине по имени Белый Дождь. Она управляла погодой, Григг это придумал сам, но позже узнал, что был не первым.
Стоя на кухне виллы в Бель-Эйр, среди сестер, Григг знал, что всегда сможет позвать их на помощь и они придут. Средняя школа была уже не страшна. Григг жалел всех мальчиков и девочек, которым вздумается его дразнить, когда он туда попадет.
— Ну что, пошли, — сказала Амелия.
— Как будто у тебя бывает нормальный голос, — добавила Кэт.
Самое грустное — когда Григг все-таки прочитал «Чужака в чужой стране», книга показалась ему довольно глупой. Ему было уже под тридцать: он пообещал матери никогда не читать ее и держался, сколько мог. Секса там хватало, это да. Но циничного секса, из-за которого Григгу было больно вспоминать об отце. Потом он прочел «Источник», который обещал Амелии никогда не читать, и эта книга тоже оказалась довольно глупой.
Вот третья история, которую мы не услышали. Григг не рассказал ее нам потому, что мы уже разъехались по домам; но все равно «Чужака в чужой стране» никто из нас не читал, и мы слишком презирали фантастику, чтобы Григг обсуждал Хайнлайна в столь недружелюбном обществе. Да и говорить при нас о сексе ему не хотелось.
Но эта история пришлась бы нам по душе, особенно спасение. Отца, конечно, жалко, зато нам понравились бы девочки Белый Дождь. Едва ли кто-нибудь, кто знал Григга с детства, мог подумать, что он рожден героиней романа.

Из «Удольфских тайн»
Анна Рэдклифф

— Поднесите фонарь, — сказала Эмили, — возможно, мы пройдем через эти комнаты.
Аннет стояла у двери в нерешительной позе, подняв фонарь, чтобы осветить помещение, однако слабые лучи не достигали и середины.
— Почему вы мешкаете? — спросила Эмили. — Дайте мне посмотреть, куда ведет эта комната.
Аннет неохотно двинулась вперед. Дальше начиналась череда просторных старинных покоев; некоторые были увешаны гобеленами, некоторые обшиты кедром и черной лиственницей. Мебель казалась почти столь же древней, как и комнаты, но, даже покрытая пылью, разваливающаяся от сырости и старости, сохраняла впечатление роскоши.
— Как холодно в этих комнатах, мадемуазель! — сказала Аннет — Говорят, в них много-много лет никто не жил. Прошу вас, уйдемте.
— Вероятно, через них можно пройти к большой лестнице, — ответила Эмили, продолжая путь; дойдя до комнаты, увешанной картинами, она поднесла фонарь к полотну со всадником на поле боя и всмотрелась в него. У копыт коня лежал человек, воздев руку в умоляющем жесте. Всадник мстительно взирал на него из-за поднятого забрала, замахиваясь копьем; и это лицо, это выражение поразило Эмали сходством с Монтони. Она вздрогнула и отвернулась. Мимоходом осветив несколько других полотен, она подошла к картине, скрытой под занавесом из черного шелка. Потрясенная этим странным обстоятельством, Эмили остановилась, намереваясь убрать занавес и посмотреть, что же можно прятать с такой предусмотрительностью, однако ей не хватало духа.
— Святая Дева! Что это значит? — воскликнула Аннет. — Наверняка это та картина, о которой мне говорили в Венеции.
— Что за картина?
— Просто картина, — поспешно ответила Аннет, — но я так и не смогла уяснить, что с ней такое.
— Уберите занавес, Аннет.
— Что? Я, мадемуазель? Я? Ни в жизнь! Обернувшись, Эмили увидела, как Аннет бледнеет.
— Скажите на милость, что такого страшного вы знаете об этой картине, моя дорогая? — сказала она.
— Ничего, мадемуазель, я ничего не знаю, только давайте выбираться отсюда.
— Непременно; однако сначала я хочу рассмотреть картину; подержите фонарь, Аннет, пока я поднимаю занавес.
Аннет взяла фонарь и тут же пошла прочь, невзирая на крики Эмили; та, не желая остаться одна в темной комнате, последовала за ней.
— В чем дело, Аннет? — поравнявшись с ней, спросила Эмили. — Что вы знаете об этой картине, что так не хотите оставаться, несмотря на мои просьбы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72