И действительно, какая же это сказка?
Проснувшись, я убеждался, что второй шезлонг исчез. Есть ли у них Душа?
спрашивал я себя. Этот вопрос мучает меня до сих пор. С виду все голые
женщины и все голые мужчины, в том числе и я, похожи на червей. Возможно ли,
чтобы у такого количества червей было по Душе? спрашивал я себя. А если на
каждого из них приходится по Душе, если верно, что Душа превалирует над
телом, как же возможно, чтобы все эти Души могли вытерпеть этот пляж в
Остии, это кувыркание на песке, это бултыхание в воде? Выходит, Бессмертная
Душа вон того, например, толстого мужчины, который однажды хотел утащить мой
шезлонг для своей подружки, должна следовать за ним в бассейн Курзала, потом
- под душ, потом в кабину, а потом в бар, где он пил стакан за стаканом
кока-колу, и наконец в ресторан, где он ел рагу из даров моря? Каждый вечер
его Душа садилась с ним за руль двухцветной "Ланча-аурелиа" и следовала за
ним повсюду, как собачонка за хозяином. Некоторые Души влачат просто жалкое
существование. Рассуждать об этих вещах как-то неловко, и люди действительно
почти никогда о них не рассуждают, таскают за собой свою Душу, но разговоры
об этом им ни к чему. А ведь Душа, будь ее воля, устремилась бы вверх. Вот
ангелы, которые обладают только душой и не отягощены телом, тянутся вверх,
летают. Людей же, в основном, тянет вниз.
Если у мужчины есть костюм, галстук, ботинки и все прочее, кто станет
задумываться над тем, есть ли у него еще и Душа? И Мириам, когда она одета,
кажется мне просто девушкой, и все. Когда же мы с ней наедине и оба голые -
это совсем другое дело, и, если у нас есть Душа, она, как говорится в
Библии, должна преобладать над телом. Ведь тянет же меня вверх, и рано или
поздно я действительно полечу. Вот в чем различие между мной и моим другом
Бальдассерони: Бальдассерони тянет вниз, а меня - вверх. Бальдассерони
никогда не сможет летать, потому что его тянет вниз.
Как и все на свете. Душа в конце концов улетучивается. В этом мире все
такие беспечные, носятся, суетятся (я имею в виду мужчин и женщин) - и никто
не заботится о вещах, которые исчезают, улетучиваются. Бальдассерони
говорит, что мне нечего об этом беспокоиться, но я беспокоюсь. Ведь речь
идет о сохранении Вселенной, о том, чтобы не дать ей погибнуть, чтобы она не
улетучилась, как все остальное. Бальдассерони говорит, что об этом не стоит
беспокоиться, но Бальдассерони мне не указ.
Я много лет ждал Мириам, держал для нее свободный шезлонг, а теперь,
когда она у меня появилась, мне приходится следить за тем, чтобы она не
улетучилась, как рано или поздно улетучивается все на свете. Так написано в
Библии: что такое наша жизнь? Пар, который появляется на краткий миг и
улетучивается.
Мы сидели и смотрели друг на друга в моем магазине - я и Мириам. Я
гладил ее лицо, проводил пальцами по бровям, под глазами, за ушами. Я
испытывал чувство удовлетворения, тихого удовлетворения, без всякой музыки.
Потом я вспомнил, что видел Мириам раньше, по воскресеньям, у моря, когда
просиживал долгие часы в своем шезлонге среди всех этих голых людей на пляже
Курзала. Мириам приходила туда же с каким-то парнем, одним их тех волосатых
парней, которых я так ненавижу. Мне вообще ненавистны все люди. Кроме
Мириам, конечно. Это был молодой, поросший волосом брюнет с ухватками и
походкой спортсмена, он брал ее за руку и тащил в воду, после чего оба
легким брассом уплывали в открытое море и там терялись. Девушкой была
Мириам, теперь она четко вырисовывается в моей памяти, я прекрасно помню ее,
хотя с тех пор прошло три года. Я долго надеялся, что волосатый молодой
человек утонет, тогда она подойдет и сядет на свободный шезлонг, который я
всегда ставил рядом со своим. Но молодой человек все никак не тонул, а
выходил из воды, облепленный своими мокрыми волосами, растягивался на песке,
чтобы обсохнуть, потом пружинисто, по-спортивному, бежал под душ и,
возвратившись, снова бросался на песок. Девушка всегда садилась рядом с ним.
Да, то была Мириам, и она никогда не подходила ко мне, чтобы сесть рядом со
мной. Мои второй шезлонг пустовал.
У ларня были блекло-красные плавки с завязками по бокам, а у Мириам,
словно у близняшки, - купальный костюм такого же блекло-красного цвета,
бретельки лифчика завязывались на шее узлом, который, казалось, вот-вот
развяжется. Нигде не сказано, что, заплыв подальше от берега, он этот узел
не развязывал, свинья такая. Я не мог проследить за ними, потому что не умею
плавать. Однажды они после плавания и душа вместе зашли в кабину и
оставались там больше двадцати минут, я по часам следил. А когда они вышли,
лица у них были такие ошалелые, словно они только что занимались тем, чем в
кабине уж во всяком случае заниматься не положено. Вот я сейчас сообщу о них
куда следует, подумал я, но почему-то не сообщил.
Я сказал Мириам, что видел ее три года тому назад на пляже у Курзала.
Да, три года тому назад на пляже у Курзала ее действительно можно было
встретить, сказала она. Ты приходила с каким-то волосатым типом, сказал я,
на тебе был красный купальник, а на нем - красные плавки. Красный купальник?
Возможно. Она не сказала твердо ни да, ни нет. На тебе были лифчик и трусики
блекло-красного цвета, а тот тип был весь покрыт шерстью. Вообще-то я обычно
ездила в Фреджене, сказала Мириам, но иногда, правда, бывала и на пляже
Курзала. Короче говоря, стоило мне упомянуть о том волосатом типе, который
приезжал с ней, как она сразу попыталась сбить меня со следа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55