ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Бодхисатва протиснулся внутрь – и обнаружил кобру в состоянии весьма жалком. Тощая, как обрывок бечевки, избитая, как буксирный канат, она лежала на боку, уже изготовившись к смерти.
– Да что с тобой случилось? – вопросил гуру едва ли не со слезами.
– Ах, – отвечала кобра еле слышно, – ты заставил меня пообещать никого не кусать. Так что теперь все, кто проходит через перевал, бьют меня палками и швыряют в меня камнями. Тело мое изранено и в синяках, и я уже не в силах выползти из логова на поиски воды и пищи. Я стражду, я горюю, но, увы, я никак не могу защитить себя – ведь ты постановил, чтобы я не кусалась.
Бодхисатва потрепал бедолагу по голове.
– Верно, – согласился он, – но я же не запрещал тебе шипеть.
Смысл истории от Домино не укрылся. Вскорости она простила Свиттерсу его шипение. Она по-прежнему считала, что шипел он чрезмерно, более того, черпал в шипении неподобающее удовольствие, – но Домино была не из тех, кто надолго засиживается в затхлых подвалах обиды. И тем не менее ее отношение к нему резко изменилось. И если он легко списал бы эту перемену на свою бесцеремонную стрельбу или на случайное удаление нароста Красавицы-под-Маской (если он смог лишить аббатису щита, за которым она укрылась – ее сверхъестественной бородавки, – так не может ли он тако же выгнать Домино из-под укрытия ее сверхъестественной девственной плевы?), он инстинктивно почувствовал, что она стала другой, еще до того, как пальба началась. Так что когда Домино объявила, что их петтинговые сеансы в башенной комнате закончены, Свиттерс не слишком-то удивился.
– Я развлеклась на полную катушку, – пояснила она, – и спаслась относительно невредимой. Наверное, я со всей ответственностью могу заявить, что если еще когда-нибудь предамся подобным забавам, то только под эгидой брака.
– А я для твоего супружеского ложа кандидат неподходящий?
Домино не сдержала улыбки.
– Если это предложение руки и сердца, обещаю рассмотреть его должным образом.
Свиттерс предпочел не развивать тему дальше – возможно, из опасения разбудить бесенка; и она вроде бы не возражала. Им было о чем поговорить и помимо этого, и на протяжении последующих четырех месяцев – в течение которых едва ли не каждую неделю имели место быть затяжные и порой весьма желчные переговоры с Ватиканом по электронной почте – они беседовали с тем же пылом, с каким некогда целовались. Если кто-то из них – или даже оба – и находили разговор неудовлетворительным заменителем, они о том умалчивали.
Разговоры начались следующим же утром после достопамятного происшествия, когда, под сенью одного из ореховых деревьев, Домино придирчиво допросила его, с какой стати Церковь вообще прислала доктора Гонкальвеса и Сканлани за фатимским пророчеством.
Большая часть брифинга сводилась к чистой воды догадкам – сведению воедино обрывков информации, оброненных Гонкальвесом, в сочетании с интуитивным ощущением ситуации в целом, – но в последующие недели, когда обнаружились многие дополнительные факты, правота Домино вполне подтвердилась, хотя надо отметить, что вся история как есть прояснялась крайне медленно и во всех подробностях, видимо, не станет известна никогда.
В силу неведомых причин Фанни, сбежав из оазиса, отправилась в паломничество в Фатиму, в сельскую Португалию. Там, подпав под влияние того самого места, якобы ознаменованного самыми драматичными видениями Пресвятой Девы Марии за всю историю человечества, Фанни попросила аудиенции у епископа соседней Лейрии. Со временем ее приняли. Епископ хорошо знал о причастности своего предшественника к третьему пророчеству Богородицы – о том, как он прятал документ в сейфе с 1940-го по 1957 год, когда по распоряжению Папы Пия XII он лично привез его в Рим; и о том, как три года спустя он отправился помогать Папе Иоанну XXIII с переводом текста. О чем нынешний епископ понятия не имел, так это о том, отчего ватиканские власти так никогда и не обнародовали содержания пророчества. Слухи до него доходили, но епископ считал, что не его это дело. И все же рассказ лишенной сана монахини-ирландки его немало заинтриговал: епископ счел по меньшей мере вероятным, что Церковь почитала пророчество уничтоженным и что печально известная аббатиса Пахомианского ордена вполне могла, через своего покойного дядю, заполучить в руки единственную сохранившуюся копию.
Одно дело – заинтересоваться, другое – начать действовать. Если Папа Иоанн в самом деле сжег пророчество и, как он думал, единственные копии такового, он, верно, поступил так в силу самой что ни на есть веской причины. И Ватикан, вне всякого сомнения, с его решением согласился бы. И вряд ли возликует при вести о том, что перевод кардинала Тири был спасен из пещи огненной. А Рим испокон веков славится традицией убивать вестников – будь то в буквальном смысле или же в переносном. С другой стороны, если уцелевшая копия действительно существует, не должно ли Ватикану об этом знать? Особенно если текст находится в руках такой опасной личности, как аббатиса Кроэтина?
В конце концов епископ дрожащей рукой набрал номер того кардинала в Риме, в чьи обязанности входит рассмотрение чудес и явлений. Он пересказал все, что услышал от Фанни, – и стал ждать официального отклика. Каковой последовать не замедлил. Со времени звонка не прошло и недели, как кардинал перезвонил епископу и сообщил ему, что история Фанни суть кощунственная мистификация и таковую должно отбросить и забыть.
Однако склочница Фанни так просто сдаваться не собиралась. Она отправилась к сестре Лусии – которой на тот момент шел девяносто второй год и жила она опять в Португалии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191
– Да что с тобой случилось? – вопросил гуру едва ли не со слезами.
– Ах, – отвечала кобра еле слышно, – ты заставил меня пообещать никого не кусать. Так что теперь все, кто проходит через перевал, бьют меня палками и швыряют в меня камнями. Тело мое изранено и в синяках, и я уже не в силах выползти из логова на поиски воды и пищи. Я стражду, я горюю, но, увы, я никак не могу защитить себя – ведь ты постановил, чтобы я не кусалась.
Бодхисатва потрепал бедолагу по голове.
– Верно, – согласился он, – но я же не запрещал тебе шипеть.
Смысл истории от Домино не укрылся. Вскорости она простила Свиттерсу его шипение. Она по-прежнему считала, что шипел он чрезмерно, более того, черпал в шипении неподобающее удовольствие, – но Домино была не из тех, кто надолго засиживается в затхлых подвалах обиды. И тем не менее ее отношение к нему резко изменилось. И если он легко списал бы эту перемену на свою бесцеремонную стрельбу или на случайное удаление нароста Красавицы-под-Маской (если он смог лишить аббатису щита, за которым она укрылась – ее сверхъестественной бородавки, – так не может ли он тако же выгнать Домино из-под укрытия ее сверхъестественной девственной плевы?), он инстинктивно почувствовал, что она стала другой, еще до того, как пальба началась. Так что когда Домино объявила, что их петтинговые сеансы в башенной комнате закончены, Свиттерс не слишком-то удивился.
– Я развлеклась на полную катушку, – пояснила она, – и спаслась относительно невредимой. Наверное, я со всей ответственностью могу заявить, что если еще когда-нибудь предамся подобным забавам, то только под эгидой брака.
– А я для твоего супружеского ложа кандидат неподходящий?
Домино не сдержала улыбки.
– Если это предложение руки и сердца, обещаю рассмотреть его должным образом.
Свиттерс предпочел не развивать тему дальше – возможно, из опасения разбудить бесенка; и она вроде бы не возражала. Им было о чем поговорить и помимо этого, и на протяжении последующих четырех месяцев – в течение которых едва ли не каждую неделю имели место быть затяжные и порой весьма желчные переговоры с Ватиканом по электронной почте – они беседовали с тем же пылом, с каким некогда целовались. Если кто-то из них – или даже оба – и находили разговор неудовлетворительным заменителем, они о том умалчивали.
Разговоры начались следующим же утром после достопамятного происшествия, когда, под сенью одного из ореховых деревьев, Домино придирчиво допросила его, с какой стати Церковь вообще прислала доктора Гонкальвеса и Сканлани за фатимским пророчеством.
Большая часть брифинга сводилась к чистой воды догадкам – сведению воедино обрывков информации, оброненных Гонкальвесом, в сочетании с интуитивным ощущением ситуации в целом, – но в последующие недели, когда обнаружились многие дополнительные факты, правота Домино вполне подтвердилась, хотя надо отметить, что вся история как есть прояснялась крайне медленно и во всех подробностях, видимо, не станет известна никогда.
В силу неведомых причин Фанни, сбежав из оазиса, отправилась в паломничество в Фатиму, в сельскую Португалию. Там, подпав под влияние того самого места, якобы ознаменованного самыми драматичными видениями Пресвятой Девы Марии за всю историю человечества, Фанни попросила аудиенции у епископа соседней Лейрии. Со временем ее приняли. Епископ хорошо знал о причастности своего предшественника к третьему пророчеству Богородицы – о том, как он прятал документ в сейфе с 1940-го по 1957 год, когда по распоряжению Папы Пия XII он лично привез его в Рим; и о том, как три года спустя он отправился помогать Папе Иоанну XXIII с переводом текста. О чем нынешний епископ понятия не имел, так это о том, отчего ватиканские власти так никогда и не обнародовали содержания пророчества. Слухи до него доходили, но епископ считал, что не его это дело. И все же рассказ лишенной сана монахини-ирландки его немало заинтриговал: епископ счел по меньшей мере вероятным, что Церковь почитала пророчество уничтоженным и что печально известная аббатиса Пахомианского ордена вполне могла, через своего покойного дядю, заполучить в руки единственную сохранившуюся копию.
Одно дело – заинтересоваться, другое – начать действовать. Если Папа Иоанн в самом деле сжег пророчество и, как он думал, единственные копии такового, он, верно, поступил так в силу самой что ни на есть веской причины. И Ватикан, вне всякого сомнения, с его решением согласился бы. И вряд ли возликует при вести о том, что перевод кардинала Тири был спасен из пещи огненной. А Рим испокон веков славится традицией убивать вестников – будь то в буквальном смысле или же в переносном. С другой стороны, если уцелевшая копия действительно существует, не должно ли Ватикану об этом знать? Особенно если текст находится в руках такой опасной личности, как аббатиса Кроэтина?
В конце концов епископ дрожащей рукой набрал номер того кардинала в Риме, в чьи обязанности входит рассмотрение чудес и явлений. Он пересказал все, что услышал от Фанни, – и стал ждать официального отклика. Каковой последовать не замедлил. Со времени звонка не прошло и недели, как кардинал перезвонил епископу и сообщил ему, что история Фанни суть кощунственная мистификация и таковую должно отбросить и забыть.
Однако склочница Фанни так просто сдаваться не собиралась. Она отправилась к сестре Лусии – которой на тот момент шел девяносто второй год и жила она опять в Португалии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191