Волны Тихого океана, укрощенные волнорезом, качали их так же ласково, как пьяница баюкает бутылку.
– С рыжей шевелюрой твое лицо выглядит знакомым. Кажется, я видела твои фотографии.
– У меня отличный агент по рекламе. Мои фото можно встретить повсюду.
– Где, на фонарных столбах? Ты ведь известный бандит, да?
– Я бы так не сказал. По молодости у меня были небольшие нелады с законом, ну знаешь, как это часто случается с парнями.
– Не знаю. Расскажи.
– Да ничего особенного, легкое недоразумение с дочкой муниципального советника и позаимствованным на время авто. Но последствия… Последствия оставили глубокий след в моей жизни. После тридцати дней отсидки со стукачами и гомиками я получил кое-какие поблажки за образцовое поведение. Меня перевели в другую камеру для таких же, как я, на втором этаже, рядом с кухней. Все заключенные, заслужившие поблажки, имеют доступ на кухню. Не пробыл я «хорошистом» и недели, как с кухни пропали три ножа и тесак с семнадцатидюймовым лезвием. Естественно, в краже заподозрили кого-то из «хорошистов». Караульные перевернули вверх дном все наши камеры и холл, где стоял телевизор, но ничего не нашли. Тогда нас выстроили в коридоре под охраной целой роты конвоиров с водометами и слезоточивым газом. По одному нас заводили в маленькую комнатку, где были еще несколько охранников и капитан с фонарем, и заставляли раздеваться. Мне приказали повернуться спиной, нагнуться и раздвинуть ягодицы, чтобы они могли заглянуть мне в прямую кишку и убедиться, что я не прячу там три столовых ножа и тесак с лезвием в семнадцать дюймов. Само собой, ножей в наших задницах они не нашли, зато обнаружили четыре куска мыла, фотографию с разворота «Плейбоя», три кубика льда, пять перьев, Атлантиду, греческого делегата съезда Партии Мальчиков, пирог с напильником внутри, Рождество со снегопадом, Рождество без снегопада, Пабло Пикассо и его брата Элмера, бутерброд с чепухой и горчицей, двух японских пехотинцев, не знавших об окончании Второй мировой войны, князя Бастера Кливлендского, лодку со стеклянным днищем, завещание Говарда Хьюза, вставную челюсть, Амелию Эрхарт, первые четыре такта «Недостижимой мечты» в исполнении хора блэк-маунтинского колледжа, завещание Говарда Хьюза (второй вариант), вдову Неизвестного Солдата, шесть диких голубей, мораль среднего класса, Великий Американский роман и два банана.
– Черт подери! – воскликнула принцесса, не зная, то ли ей рассмеяться, то ли прыгнуть за борт. – Да кто ты вообще такой и что за игру ведешь?
– Меня зовут Дятлом, и я – бунтарь. Меня ищет полиция пятидесяти штатов и Мексики. Приятно, когда тебя хотят найти. Было бы здорово, если бы ты тоже меня захотела. Честно говоря, я убрал маскировку в надежде, что ты посмотришь на меня по-новому, и сердце твое растает. Ну вот, я раскрыл все карты – это выражение наверняка знакомо твоему дражайшему папеньке.
– Бог ты мой! Дятел! Бернард Рэнгл. И как я сразу не догадалась!
Самоуверенная улыбка наконец исчезла с лица Бернарда. Если бы улыбки улетали, то дерзкая ухмылка Дятла отправилась бы по адресу «Луна, до востребования». Бернард посмотрел на Ли-Шери с той наклеенной на лицо серьезностью, какую изображают комедийные актеры, получившие возможность сыграть Гамлета. И все же в его взгляде сквозили неподдельная нежность и тоска.
– Так сразу мне все это не переварить, – заявила принцесса. Несмотря на то что вокруг нее колыхались волны зноя, ее бил озноб. С чего ей вдруг вздумалось припереться на лодку самой? Можно было просто послать сюда полицию. – Мне пора на симпозиум. – Семинар по вопросам планирования семьи начинался через семь минут.
Бернард неуклюже попытался помочь Ли-Шери сойти с лодки, но она словно и не заметила его руки. Принцесса поспешила прочь, и лохматый зонтик затрепыхался на ветру, как облезлый хвост оборотня. На бегу она обернулась и крикнула:
– Знаешь, а тебя все равно поймают!
К Бернарду частично вернулась его улыбка.
– Они никогда меня не поймают. Бунтаря нельзя покорить. Наказанием для него может стать только грубое отношение со стороны окружающих. Вот ты, например, своим отношением сейчас причиняешь мне боль.
36
После того как организаторы глобального симпозиума по вопросам спасения Земли объявили о своем проекте, на них обрушился поток заявок от производителей и распространителей «экологически чистой» продукции: все они добивались льготных условий, чтобы представить на конференции и продвинуть на рынок свои новинки – различные чаи и настои лекарственных трав, спальные мешки, ванны, типи и ветряные мельницы, устройства для опреснения воды и очистки воздуха, дровяные печки и замороженные йогурты, изделия народного промысла, книги, туристское и спортивное снаряжение, биомагнитное белье и печенье из бобов рожкового дерева. Организаторы на это не согласились. Не то чтобы они выступали против ярмарки экологических товаров, просто главной целью симпозиума, по их выражению, было «продвижение идей, а не материальных объектов».
Вы правы, граница между идеей и предметом может быть весьма расплывчатой, но давайте не будем расстегивать эту пару штанов. Галилей поступал мудро, сбрасывая с высоты не идеи, а предметы, и устроителям конференции тоже было бы лучше ограничиться сферой материальных объектов. В нормальном диапазоне восприятия поведение предметов вполне предсказуемо. Исключая вероятность того, что в плохих руках практически любой предмет, включая эту книгу, способен превратиться в главный вещдок по делу об убийстве, а также не принимая во внимание более интересный вариант, согласно которому каждый объект может жить своей тайной жизнью, мы можем с уверенностью сказать, что предметы (они же объекты) в нашем привычном понимании довольно стабильны, тогда как для идей характерны изменчивость и непостоянство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84