Выпуск Си-эн-эн, конечно же, посвящен финансовому кризису. Да уж, «новости» – это слишком громко сказано. Продолжается все та же угадайка: что случится с рынком в понедельник, если комиссия по ценным бумагам вообще разрешит его открыть. «Если рынок не откроется в понедельник, – спрашивает комментатор, – то когда же он откроется? Чего мы собираемся ждать? Улучшения ситуации? Этого можно ждать до конца наших дней…» Да, звучит удручающе, но по крайней мере никто на Си-эн-эн не обвиняет в случившемся христианскую догму.
18:45
Проходит десять минут. Вернее, пятнадцать – если уж быть точным. Кью-Джо так и не позвонила. Ладно, время действовать! Набросив плащ «Барберри» и сжимая в кулачке симпатичный пестрый зонтик, словно нож-свинорез, вы решительно выходите на улицу. Пожалуй, имеет смысл воспользоваться «линкольном» Белфорда – на тот случай, если Андрэ, случайно попавшись на пути, узнает знакомый экипаж и захочет взойти на борт. В «порше» вы бы его не пустили ни за какие коврижки, даже если бы он голосовал на перекрестке с аварийным sos-бананом и сломанной рукой: до сих пор не забыть, как вы согласились отвезти его к ветеринару на ежегодную прививку. (Белфорд в тот день оформлял крупную сделку.) По дороге домой милый малыш обломал все кнопки и ручки, прогрыз дыры в кожаной обивке и неоднократно порывался повисеть на зеркальце. Уже возле Белфордова дома он откупорил пузырек с обезьяньими витаминами, набил ими полный рот и, визжа от горечи, плюнул фиолетовым фонтаном, безнадежно загадив все сиденья, коврики и новый деловой костюм от «Армани». Белфорд заставил мерзкую скотину стать на волосатые колени и молить бога о прощении, что, конечно же, очень трогательно, однако ваш кожаный атташе-кейс «Гермес» стоимостью 900 долларов до сих пор покрыт позорными лиловыми пятнами.
Вопрос выбора машины оказывается чисто теоретическим: по дороге в полицию вы не встречаете даже пешеходов, не говоря уже о животных. Жестокий дождь выкосил ряды смельчаков, отважившихся в такое время ходить по магазинам. Улицы обезлюдели. Лишь иногда из подъезда или из-под картонки выглядывает рука, сжимающая мокрую коробочку, в надежде, что из серой пустоты упадет монетка или сигарета. Но по тротуарам бегут лишь потоки воды. В переулке между управлением охраны общественного порядка и Юнион-парком порыв ветра превращает ваш пестрый зонтик в рентгеновский снимок пугала, и вы уже начинаете жалеть, что вышли на улицу.
Если говорить об оказанном вам приеме, то внутри погода не теплее, чем снаружи. Этого и следовало ожидать. Поставьте себя на их место: тусклый коридор на пятом этаже, за окнами дождь, обстановка такая, словно дизайном интерьера занимался персональный проктолог Кафки, – и тут к окошку подходит мокрая дамочка и говорит:
– Хочу подать заявление о пропаже человека.
При этих словах женщина с лицом, похожим на ломоть старой ветчины, поднимает глаза цвета бычьей желчи, подернутые рябью смутного воспоминания, и уточняет:
– Вы хотите сказать, обезьяны?
– Нет, человека.
– Человека, в смысле – обычного гражданина?
– Вот именно.
– То есть вашего друга? Того джентльмена, которой отправился на поиски обезьяны и тоже пропал?
– Нет, вы не поняли. Позовите следователя, пожалуйста. – Спрятать эмоции не легче, чем удержать питбуля в узкой наволочке.
– Следователя сейчас нет. Он на задании, расследует серьезное дело.
– Вы подразумеваете, что мое дело несерьезное?
– Я ничего не подразумеваю, мадам.
– Могу я подать заявление или нет?
– Зависит от ситуации.
Вы начинаете объяснять ситуацию, однако женщина постоянно перебивает: «Как, вы сказали, ее зовут?», «Сколько-сколько она весит?», «Когда, говорите, она пропала?».
В конце концов труполикая тетя идет к телефону, находящемуся вне зоны слышимости, и куда-то звонит. Наверное, следователю, который сейчас на задании. А может, в психушку «Харборвью». В процессе разговора она ни на секунду не сводит с вас глаз. Ее сослуживцы делают то же самое. Откуда эта тревога, эта подозрительность? Вы с внезапной остротой вспоминаете, что не надели трусов. Тетя вешает трубку и возвращается к окошку – чтобы прогнать вас прочь. Полиция, объясняет она, начинает искать людей лишь по прошествии двадцати четырех часов с момента пропажи. Или раньше, если существуют отягчающие обстоятельства.
– Ну так они и существуют!
– Ничего подобного. Вы сами сказали, что пропавшая гражданка имела привычку ночевать у малознакомых мужчин. Тот факт, что в данном случае у мужчины на руке была татуировка и что в баре он отпускал в ваш адрес неприличные комментарии, еще не делает его подозреваемым. Если к девятнадцати часам гражданка не объявится, вы имеете право прийти и подать заявление. Такова официальная процедура. Хотя лично я думаю… – Тут она прикусывает свой жирный язык и с гримасой, отдаленно напоминающей ухмылку, отходит от окна.
– Спасибо за помощь! – орете вы вслед. Внутри все кипит, но стоит ли винить полицейских? Сначала вы являетесь в компании с перепачканным любовником, от которого сбежала перерожденная французская обезьяна, ворующая драгоценности; потом приходите, чтобы заявить о трехсотфунтовой толстухе в тюрбане и с дурацким именем, которую похитил маньяк, нанявший ее для просмотра слайдов о Тимбукту. Они, верно, подумали, что вы содержите цирк шапито для удовлетворения сексуальных фантазий. Ну и черт с ними, пусть подавятся своими бубликами! Вы сами разыщете Кью-Джо, живой или мертвой.
11:32
Дождь усилился, а вслед за ним необъяснимым образом усилилось и уличное движение. Машины несутся с включенными фарами, шипя и обливаясь грязью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117