одна из них – вероятность встретиться с отцом. Однако вы со скрипом согласились на клуб «Вервольф» – во-первых, потому что там недавно обновили систему вентиляции, а во-вторых, туда часто захаживают солидные деловые люди с шестизначными доходами (хотя показаться таким людям на глаза в обществе мисс Хаффингтон вряд ли можно назвать разумным шагом).
Когда Кью-Джо, оставив за собой шлейф едкого дыма, скрылась в подъезде, вы предложили Бел форду слегка изменить стратегию поиска: «На двух машинах мы сможем охватить вдвое больше территории». Он вынужден был согласиться, несмотря на острое нежелание остаться в одиночестве. Вы же, несмотря на усталость, вызванную сегодняшними передрягами вкупе с многочисленными мартини, которые призваны были эти передряги смягчить, твердо решили продемонстрировать добрую волю, столь часто недооцениваемую. Как результат Белфорд направил «линкольн» к подножию холма Куин-Энн, чтобы вы смогли пересесть в свой «порше» и приобщиться к прочесыванию района, приютившего беглую обезьяну.
Белфорд ненавидит свою машину столь же страстно, как вы любите свою. К сожалению, роскошный автомобиль – неотъемлемая часть образа преуспевающего риэлтора. Белфорд, однако, спит и видит тот день, когда на смену претенциозному «линкольну» придет безыскусная демократичная модель, как у Кью-Джо. Он снова заводит этот разговор, завидев у подножия холма картонно-коробочные постройки бомжей. Несносный Белфорд! Проблема в том, что он разбогател как-то случайно, не мечтая и не прикладывая усилий, – а это в корне противоречит великой американской идее. Америка вообще не принимает в расчет людей, которые не умеют мечтать. Правда, сегодня пропасть между богатыми и бедными становится все шире, и в эту пропасть срываются старомодно-наивные золушкины надежды. Дорога к золотому тельцу вымощена лотерейными билетами и сомнительными судебными исками. Весьма убогое покрытие. Насколько чище и благороднее были ваши мечты! Ах если бы вам хоть чуточку везло, если бы обстоятельства не вынуждали вас нарушать правила и срезать углы!..
– Так что случилось, зайчишка? – Голос Белфорда разрывает паутину размышлений. – Почему обвалился рынок ценных бумаг?
Ну наконец-то! Сподобился любимый, выдавил-таки вопросик! (Не путать с «выстрелил вопросиком», что он тоже пару раз пытался сделать – и неизменно напарывался на уклончивый ответ, ибо вам не хотелось отсекать степени свободы.)
– Мне следовало это предвидеть, – сознаетесь вы. – Точнее, я все предвидела, только ничего не стала предпринимать. А знаешь почему? Если бы я вывела клиентов с рынка, а он бы взял и поднялся, как в прошлом году, – меня бы все ненавидели, презирали и считали глупой трусихой. С другой стороны, если рынок сейчас обвалится, то мы все окажемся в одной связке, и я уже не буду единственной дурочкой, на которую показывают пальцем. Вот поэтому я никого не вывела. И, что самое худшее, сама осталась на обреченной посудине.
– Да, но почему обреченной?
– Ну, это всем известно. Наша экономика весь год болталась на волоске. Цены на акции завышены, дивиденды занижены. Капитал утекает из страны мощным потоком, причем большинство американцев продолжают верить, что правительству удастся повернуть этот поток вспять. Весь рынок ценных бумаг держится на голой вере в ум и честность правительства. Сегодня в «Быке и медведе» был один персонаж, бывший брокер, совершенно опустившийся. Мерзкий тип… Я слышала, как он сказал: «Вера – это когда ты в чем-то убежден, хотя точно знаешь, что это неправда». И знаешь, в этом что-то есть. Вчера – боже, как давно! – наша вера подверглась серьезному испытанию: сразу несколько городов, два в Пенсильвании и один в Мэриленде, объявили дефолт по муниципальным облигациям. На Уолл-стрит началась тихая паника, и к вечеру один из аналитиков сделал заявление. Он предсказал, что Нью-Йорк тоже объявит дефолт, а банк «Трейс Манхэттен» всплывет кверху пузом. После этого все и началось. Крупные инвесторы и держатели индустриальных и пенсионных фондов бросились все сливать, а следом, цепляясь им за подтяжки, устремилась разная мелюзга.
– На сколько пунктов упал рынок? На восемьсот?
– Восемьсот семьдесят три.
– Кошмар! Я думал, что после обвала в восемьдесят седьмом году ввели какую-то систему ограничений. Автоматические предохранители, чтобы не допускать таких лавин.
– Судя по тому, что я слышала про восемьдесят седьмой год – я тогда только в школу ходила, – та катастрофа была вызвана внутренними причинами. Возникло расхождение в котировках между Нью-Йорком и Чикаго, потому что фьючерсы хеджировались без покрытия. На рынке фьючерсов еще не ввели правило роста, и короткие позиции можно было открывать без ограничений. При падающем рынке брокеры должны были ждать повышения, чтобы открыть короткую позицию, поэтому они хеджировали свои портфели в Чикаго, а благодаря автоматизации торгов объем сделок стал расти лавинообразно, и это всех погубило.
Интересно, понял ли Белфорд хоть одно слово? Если нет, то как он собирается быть вашим мужем? А если даже и понял – все равно это немыслимо! Вглядываясь в знакомое лицо, залитое переменчивым светом уличных фонарей, вы пытаетесь представить, как Белфорд будет выглядеть через десять лет. Социальный работник со стажем. Оплывшая челюсть, очки в тонкой оправе, лысая макушка, на висках длинные седые патлы. Бенджамин Франклин без воздушного змея.
– А вообще ты прав, Комиссия по ценным бумагам ввела ограничения. Теперь внутренние причины уже не способны вызвать обвал. Но есть ведь еще внешние причины, от которых защита в принципе невозможна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117