Он тотчас догадался, что кто-то насплетничал богам. Скорее всего кукушка. Все птицы болтливы, но кукушка – это особый случай. По-японски она называется хототогису, что значит, в зависимости от написания, либо «птица иного мира», либо «птица времени». Как в хайку, сочиненной Басе по возвращении после долгого отсутствия в Киото:
И вот снова я в Кио,
Но я тоскую по Кио –
О, птица времени…
Что есть более изысканное, пронзительное и точное выражение мысли «Домой вернуться невозможно». Но мы отвлеклись.
Дело в том, что кукушка со своими мрачными песнями залетает туда, куда прочим птицам не попасть. Впрочем, и это не имеет значения. Важно другое: некто принес богам на хвосте эту новость, что неминуемо должно было привести к печальным последствиям.
* * *
Боги, которые, как наши политические и военные лидеры, никогда особенно не переживали, если приходилось жертвовать невинными жизнями ради «высшего блага», наслали на западное побережье Хонсю могучий тайфун. Правда, в глубину острова он добрался, уже поистратив свою силу, и представлял минимальную угрозу для существ, укрывшихся в пещере. Казу из-за проливного дождя держали внутри, да в пещере кое-где покапывало, вот и все.
Однако едва тучи рассеялись, боги – они не привыкли отступать – вызвали мощное землетрясение. Жителей пещеры трясло, как аспирин в банке, но гора устояла, и хотя грязевые оползни уничтожили несколько деревенек у ее подножия, все, кому удалось укрыться, выжили.
Не успела последняя тектоническая плита перевести дух и обустроиться на новом месте, а Кицунэ уже мчался к пещере. Он-то знал, что теперь начнется. Боги станут засылать демонов, вооруженных всякими демоническими штучками: лихорадками да рвотами, опухолями да горячками, травмами, комами, судорогами, ядовитыми укусами и так далее. И все это колдовство будет метить в Казу. Кицунэ прибавил ходу.
До пещеры оставалось с километр, когда он приметил голову Тануки, высовывавшуюся из дупла. Поначалу лис решил, что его приятеля пришибло землетрясением, но скоро сообразил, что барсук отсыпается после пьянки. От Тануки несло не только и не столько сакэ, сколько смесью вагинальных ароматов, причем, как определил острый нюхом лис, не только человеческих. (В горах встречались и барсучихи.) Мало того, он еще и кровью истекал, а раны заработал явно не при землетрясении: их нанесли крестьяне, с чьими женами и дочерьми он развлекался. Его короткие лапки отекли от чрезмерных плясок, а пузо он себе отбарабанил чуть ли не долыса.
– Уж прости, что я не стану рассыпаться в комплиментах твоему элегантному виду и изысканным манерам, – сказал Кицунэ. – Комплименты заслуженные, но сейчас не до них. Немедленно беги в пещеру: семью оттуда нужно уводить. – Тануки только зарычал и попытался повернуться на другой бок, но лис схватил его за уши. – Слушай меня, жалкий плут!
И объяснил быстро трезвеющему Тануки, как Заоблачная Крепость намерена изничтожить крошку Казу.
Первым порывом Тануки было желание дать отпор, но у него было маловато приемов, да они и не сгодились бы в борьбе с объединенными силами Заоблачной Крепости, и у него хватило-таки ума это сообразить. Кицунэ же множество раз удавалось перехитрить богов, но в данном случае он не намерен был рисковать.
– Выбора у тебя нет, – сообщил он. – Надо немедленно отправлять их подальше от этой страны.
Барсук тяжело задумался.
– Эта Михо, – сказал он не таким скрипучим, как обычно, голосом, – эта Михо – замечательная жена. Насколько это возможно для женщины. Да, конечно, в последнее время она была ко мне не слишком добра…
– Непонятно только почему, – вставил лис, и кончик его языка так и светился ехидством.
– А Казу? Как же это, Казу, детка моя драгоценная! Что же с ней будет?
– Раньше надо было думать, – проворчал Кицунэ. – Привести дитя в этот мир, не позаботившись заранее о его безопасности и счастье, – само по себе преступление, и родителям, виновным в этом, надо удалять гениталии. – Он бы наговорил еще много чего, да заметил в круглых глазенках барсука самые натуральные слезы. Кицунэ положил лапу на плечо Тануки. Никогда прежде он не видел его в таком отчаянии. – Все будет хорошо. Пойдем-ка к ручью, тебе умыться надо. А потом, если хочешь, я провожу тебя домой.
– Ладно, – буркнул Тануки. – Спасибочки. – Но тут призадумался. – Мне сначала надо кое-что найти, – заявил он.
В зеленых глазах лиса мелькнул огонек подозрения.
– Да? И что ж такое тебе надо найти?
Он решил, что где-то в кустах припрятан кувшинчик сакэ.
– Семя хризантемы, – тихо сказал Тануки.
– Вот оно что, – понимающе кивнул Кицунэ. – Понятное дело. Семя хризантемы. Я тебе помогу. Пошли.
* * *
По лесу барсук с лисом мчались сломя голову, но ярдах в тридцати от пещеры остановились, перевели дух и огляделись. Смеркалось, кругом стояла тишина. Под сосенкой неподалеку от пещеры Казу играла с соломенной куколкой. У входа жарился на углях ямс к ужину. От этого запаха у Тануки слюнки потекли, и Кицунэ еле его удержал.
– Михо внутри, – сказал лис. – Очень хорошо. Я пойду поговорю с ней. Спасу твою голову от встречи с горшком.
– Вот спасибо. У меня голова и без того раскалывается. Кицунэ скрылся в пещере, а Тануки подошел к Казу.
Увидев его, она радостно заверещала.
– Папа! – Он нагнулся, и они обнялись. – Папа идет кушать? – спросила она. Она обожала смотреть, как отец с искренним пылом накидывается на еду.
При упоминании о еде Тануки невольно повернул голову к дымящемуся ямсу, и его ротовую полость вновь затопила слюна. Однако, продемонстрировав сдержанность, какой не предположили бы и знатоки тануки, он вновь обернулся к дочери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68