Там были невообразимые красотки, они ходили в венках из гибискуса прямо по пивным лужам. Потому что чествование происходило на баскетбольной площадке. Но праздники кончаются, а дарить ракушки кому-то надо. А повезло только той, неведомой, с олигархом. Да еще Майке. Ее полюбил красавец-мусорщик, подарил ей мопед. Но это на других островах. На этом, аутентичном, была только усатая ведьма и ее огромная ракушка.
– Так что будет, если подарить мужчине такую ракушку? – прицепилась я.
Усатая не ответила. Она третий раз принесла ром Палычу, потом присела рядом с ним и прочувствованно сказала:
– Да не дос-трес, пор фавор, а дубле, трипле! – что значит «двойной», «тройной». Как раз получалась привычная порция в сто грамм. Это, несомненно, была истина.
А ракушку-то я нашла. И подарила ее одному мужчине в средних широтах, где эндорфины надо выбивать с боем, как новогодние мандарины в годы моего детства. Этот мужчина никогда не был на Коренеро и поэтому стряхивает в ракушку пепел.

Контадора

На Контадоре меня встречал и провожал Чарли. Вообще-то он всегда приезжает к самолету на своей повозке, переоборудованной, по-моему, из катафалка. На повозке написано: «Вилла „Романтика“, ночь в двухместном номере – 40 долларов». Чарли нуждается в компании. Но мне все равно было приятно, что кто-то меня встретил, когда я приземлилась. Потому что к этому не было ровным счетом никаких оснований еще там, в аэропорту на «А». Все думали, что ураган зацепится за перешеек и дальше не пойдет, но он катился, как огромная скалка, прямо за нашим самолетом. А самолет был, между прочим, малой авиации и его швыряло от молнии к молнии. Дело было плохо. Штурман даже отложил газету. Да и в салоне все время пикало и мигало. Мы четыре раза заходили на посадку, и кто-то сказал, что лучше уж повернуть назад. Но судя по безнадежной свинцовости за иллюминатором, никакого «назад» уже просто не существовало, поэтому самолет приземлился. Ливень бил параллельно линии горизонта, пальмы стояли параллельно ей же, да и никакой линии горизонта не было. Был только этот. Чарли. Он закричал: «Хэлло, ай эм Чарли!» – и издал фиоритуру. Потому что Чарли – австриец.
Я поняла, что ничего хорошего здесь не будет.
Контадора – страшный остров. Там на берегу стоит паром «Баргузин», и мужчины с неприветливыми лицами пиратов Карибского моря перебивают на нем номера. Кроме залетных пиратов на Контадоре живут только слуги.
Потому что это остров очень дорогих вилл. Я своими глазами видела, как на вилле «Романтика» один шеф-повар набил морду другому шеф-повару, потому что у них возникли разногласия в рецепте приготовления омлета. Бедный Чарли! Он не знал, кого выгнать. Потому что, кроме как у Чарли, работать здесь негде. Виллы заколочены и, боюсь, их хозяева больше не нуждаются в омлете.
Контадора принадлежит дону Педро. И это не смешно. Я видела его антрацитовый бюст, стоящий на развилке трех осклизлых троп в джунглях. Повторяю, это не смешно. Надпись под бюстом проникнута какой-то подозрительной сыновней благодарностью. Отцу-основателю. Что, он насыпал, что ли, этот остров?
Практически насыпал. Дон Педро – колумбийский наркобарон. Он делает черное дело, у него нервная работа. И у него должно быть место, где он будет отходить душой. И такое заброшенное место в океане как нельзя лучше подходит. Хотя, кроме слуг, здесь еще есть полиция. На Контадоре у них участок в будке, на крыше живут ласточки, прилетевшие в теплые страны. Полицейские по очереди выходят и стучат палкой по столбу. Чтобы ласточки улетели и перестали гадить на национальный флаг. В этой стране нет армии, и все желающие послужить во славу отечеству идут в полицию.
Продукция дона Педро есть у каждого лодочника, но полицейские их не тревожат. Зато они почти месяц заглядывали в банку с недоеденными рижскими шпротами, оставленную заезжим латышским клипмейкером на пляжном шезлонге. В чем-то я их понимаю: рижских шпрот здесь отродясь не видывали, а кокаина – хоть засыпься.
Он продается по цене стирального порошка и в упаковках примерно такого же объема. Его рассыпают по столу не скупясь. Так домохозяйки в наших широтах рассыпают по столам муку, чтобы отбить на ней тесто.
Сам дон Педро существует только в виде бюста на перепутье тайных троп. Своим сотрудникам он раздает здесь участки. Эти виллы построены по всем правилам военной фортификации. Я ходила по вилле с внутренним патио, где когда-то был фонтан. Там каменные скамьи стояли с видом на океан. На втором этаже в спальне с синим мраморным полом сохранилась кровать. Она была в удручающем состоянии, потому что, видимо, бесхозные слуги приходят сюда предаваться утехам на барском ложе. Но самое грустное было внизу. Там была детская комната, на стенах нарисованы уточки. А в соседней комнате еще остался каркас искусственной елки и куча мишуры. Я нашла там покоробленное картонное приглашение. Хосе-Диего и Кристина звали кого-то на Рождество. В ключнице висели ключи, они подходили ко всем комнатам и к воротам, надо полагать. Но ворота были снесены бульдозером и завалены досками. Ключи я взяла на память, но потом испугалась и выкинула с причала.
Хосе-Диего, Кристина и другие сотрудники дона Педро любили устраиваться с размахом. У них были бассейны и зверинцы на каждой вилле. И теперь по острову бродят ручные павлины. Один раз меня по плечу похлопала паукообразная обезьяна.
Чарли убеждает меня, что не все здесь так плохо. Есть же «Романтика» и вилла известного кутюрье. Мне приходится вернуть Чарли к действительности: кутюрье здесь не живет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87