Ни Ока, ни Кото она не могла больше доверять… И ей пришлось действовать напрямик.
– Говори же, Ай-сан. У тебя скверная привычка – отделываться молчанием. Не думай, что я настолько глупа. Ты что, собираешься и дальше молчать? Нет, наверно. Я думаю, ты мне скажешь ясно и отчетливо, да или нет, все как есть. Ты что, меня уже не уважаешь, да?
– Вовсе нет, – растерянно возразила Айко, видимо оробев от этих резких слов.
– Подойди поближе.
Айко не двигалась. Ненависть Йоко достигла предела.
Забыв про боль, она вскочила и попыталась схватить Айко за волосы. При всей своей медлительности, Айко на этот раз проворно увернулась. Тогда Йоко, чтобы не упасть, вцепилась в сёдзи, проткнула рукой бумагу, но равновесия не удержала и, падая, успела все же схватить Айко за рукав кимоно и привлечь к себе. Завязалась отвратительная драка. Сестры плакали, кричали, выли. Лицо и руки Айко были исцарапаны, волосы растрепались. Наконец ей удалось вырваться и выскочить в коридор. Йоко попыталась догнать ее, но не хватило сил. На лестничной площадке Йоко задержала Цуя. Йоко приникла к ее плечу и громко, как ребенок, разрыдалась.
Несколько часов пролежала Йоко в беспамятстве. Потом сознание ее прояснилось, и она вспоминала ссору с Айко, как дурной сон. Но это не было сном. В сёдзи у изголовья кровати зияла большая дыра, проделанная рукой Йоко. Ее имя, наверно, не сходит с уст злоязычных больных. Йоко казался невыносимым каждый час пребывания здесь, и она стала просить Цую немедленно перевезти ее в другую больницу. Однако Цуя ни за что не соглашалась. Она хотела, чтобы Йоко оперировали именно в этой больнице, где Цуя сможет сама за нею ухаживать. Цуя, как видно, забыла, что в свое время Йоко рассчитала ее, и, неизвестно почему, была очень к ней привязана. Йоко тоже питала искреннюю симпатию к Цуе. Ее смуглая, гладкая, здоровая кожа, под которой в тонких прозрачных сосудах свободно обращалась чистая кровь, восхищала Йоко. Тронутая душевностью Цуи, Йоко решила остаться в этой больнице.
Освободившись от забот о Садаё, Йоко вдруг почувствовала страшную усталость и, когда ее не мучили боли, мирно, как ребенок, спала. Однако Садаё не шла у нее из головы, в ушах звучали слова, слетавшие с пересохших, потрескавшихся губ бредившей девочки… Йоко отчетливо видела лицо Садаё, ее безучастный взгляд. Из-за постоянных видений и галлюцинаций чувства Йоко еще сильнее обострились. То вдруг ей мерещилось, что рядом сидит Курати. Испытывая невыносимую тяжесть, Йоко закрывала глаза и шарила рукой по циновке. Но все, что она видела или слышала с такой удивительной ясностью, оказывалось обманом, и Йоко овладевала грусть.
Айко каждый день приходила в больницу и сообщала Йоко о состоянии Садаё. Буйные выходки, такие, как в первый день, больше не повторялись, но одним своим видом Айко действовала на Йоко как дурная болезнь. Особенно ее злило, когда Айко говорила, что Садаё лучше. Она, Йоко, с такой любовью ухаживала за сестрой, а ей не становилось легче, так что могла сделать эта никчемная Айко или другие? Опять Айко лжет, чтобы успокоить Йоко. Садаё, видно, скоро умрет. Но когда то же самое она узнала от Ока, которого допросила с пристрастием, сомнения сами собой рассеялись. Волей-неволей Йоко думала, что судьба готовит ей какой-то удивительный сюрприз. Если болезнь излечима без любви, значит, человеческую жизнь можно изготовить даже на машине. А такого никто еще не слыхал. Но, наперекор всему, Садаё поправляется. Не только люди, сам Бог хочет сделать ее игрушкой законов, отличных от законов природы. Бывали мгновения, когда Йоко, скрипя зубами, желала смерти Садаё.
Шли дни, а от Курати не было никаких вестей. Снедаемая тоской, Йоко так отчетливо рисовала в своем воображении его образ, что казалось: стоит протянуть руку – и она коснется его тела. Блуждая в причудливом лабиринте, ею самою созданном, Йоко впадала в транс. Сознание ее словно дремало. Зато потом наступало полное изнеможение. Йоко тошнило от собственных диких фантазий, и она проклинала Курати и всех мужчин.
На следующий день была назначена операция. Йоко шла на нее без страха. Из толстой медицинской книги, которую она купила как-то, возвращаясь от врача, она узнала, что операции подобного рода проходят сравнительно легко. Но и уверенная в благополучном исходе операции, она почему-то никак не могла избавиться от печали и раздражения. Айко теперь приходила реже – раз в два, а то и в три дня. Ока совсем не показывался. Она издавна уверовала в то, что своей магнетической силой способна покорить не только всех мужчин, но и всех женщин, встречающихся на пути, что, однажды привязавшись к ней, они уже не в силах ее покинуть, что ей открыто бесчисленное множество сердец. Но сейчас все о ней забыли, даже дорогие ее сердцу Садако и Курати, ну а она разве мысленно не покинула их? Она лежит в углу убогой комнаты, скорее похожей на кладовую, чем на палату, закутав в одеяло свое уже начавшее разрушаться тело и изнывая от жары. Йоко не хотела верить, что очутилась в такой обстановке, но это было именно так, и она ничего не могла поделать.
Все же Йоко еще надеялась подняться. «Дайте мне только вылечиться – тогда увидите, как я приберу к рукам Курати», – думала она.
Страдая от нестерпимой боли, проникавшей, казалось, в самый мозг, Йоко сосредоточила все свои мысли на Курати. Она уже не отнимала платок от лица. Не проходило и нескольких минут, как он становился мокрым насквозь, и Цуя приносила ей другой.
47
В седьмом часу вечера пришла Цуя. Она раздвинула сёдзи, чтобы Йоко могла полюбоваться полной луной, всплывшей над множеством черепичных крыш.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126