Усталый вдох. Запах табачного дыма. Дальнейшие звуки уведомили меня, что она отперла дверь, возможно, оставила приоткрытой для получившего сообщение о полном порядке в номере 109. Край кровати врезался мне в нижнюю часть живота.
Ноги были на ковре.
– Давай! – прошептала она. – Давай, Рик, дорогой. От телефонного звонка до визита прошло шесть-семь минут. За дверью мужской голос, мягкий и приглушенный, спросил:
– Все о'кей, детка?
– Никаких проблем.
– Отличная работа. Я просто с ужасом думал, как ты пойдешь к нему в номер. Боялся, вдруг он решит не пить. С виду такой здоровенный и сильный сукин сын, даже жутко подумать…
– Так же жутко, как мне представлять, что ты каждую ночь спишь со своей драгоценной женой Дженис, милый? – едко перебила она.
– Ты же знаешь причину.
– Да ну?
– Нет времени открывать ту же самую чертову старую банку с червями. Пенни. Давай лучше посмотрим, что тут у нас выйдет.
Он вцепился в ремень и стащил меня с кровати. Я полностью расслабился, позволяя себя ворочать, оказался в конце концов на боку с согнутыми коленями, щекой на колючем ворсе ковра. Он толкнул меня в плечо, и я медленно перекатился на спину, потом снова перевернул меня лицом вниз. Я почувствовал, как он вытаскивает из кармана брюк бумажник, отчетливо услышал, как сел на кровать. Судя по всему, крупный. Физически сильный. Голос молодой.
– Что-нибудь есть? – спросила она.
– Тут нет. А в пиджачных карманах?
– Только вон то барахло. Ничего.
– Посмотрю еще в карманах брюк.
– Может быть, что-то.., в белье, в ботинках?
– Не знаю. Если не найдем ничего, то проверю. Не нравится мне, что у этого сукина сына так мало обычной белиберды.
– Что ты хочешь сказать, дорогой?
– Обычные люди носят при себе бумаги. Записную книжку, памятки, адреса, письма, всякую ерунду. У Макги документы на взятую напрокат машину, билет на самолет до Лодердейла, ключи, водительские права, полдюжины кредиток и.., чуть больше восьмисот наличными. Вот. Возьми две по пятьдесят.
– Не надо мне этих денег!
– Надо, чтобы, он думал, будто его обокрали. Бери, черт возьми!
– Ладно. Только не понимаю, почему он должен думать…
– Не знаю, что нас ждет – выигрыш, проигрыш или ничья, в любом случае перевернем к чертям постель вверх дном, вымажем подушку помадой, обольем его твоими духами, разденем и оставим в постели. А остаток в бутылке выльем в унитаз.
– Ладно. Только, знаешь, он не похож на того, кто…
– Пенни, ради Бога!
– Ладно. Извини.
– Мы знаем, что тот был крупным мужчиной. Знаем, что не из нашего города. Знаем, что он приходил на встречу с Пайком.
Он обшарил остальные карманы. Потом она напомнила про карманы рубашки. Он опять перевернул меня на спину. Она стояла рядом. Я чуть-чуть приоткрыл глаза, только чтобы различить очертания и оценить расстояние до его наклонившейся надо мной головы, нанес крепкий удар сбоку в горло кулаком правой руки, одновременно перекатившись влево для соответствующего размаха, потом выбросил ноги, описав ими по полу широкую дугу, зацепил ее прямо под щиколотки, и она плашмя рухнула на спину с очень громким для девушки таких размеров стуком. Ее приятель перевернулся на спину, встал на колени, вскочил одновременно со мной, издавая сдавленные булькающие звуки, выпучив глаза и открыв рот. Песочные волосы, мощная шея, плечи и челюсти. Похож на линейного игрока из колледже кой команды, набравшего шесть лет спустя двадцать фунтов и сильно утратившего крепость.
Однако, повернувшись спиной к стене, он откуда-то выхватил весьма эффектный на вид вороненый револьвер и нацелился мне в живот. Я резко замер, осторожно шагнул назад, поднял руки и проговорил:
– Ну-ну, полегче. Полегче, приятель. Он закашлялся, задохнулся, помассировал горло, заговорил резким, болезненным шепотом:
– Назад, сядь на край кровати, умник. Положи обе руки на шею.
Я послушался, медленно и осторожно. Пенни еще лежала ничком на полу, с каждым вздохом издавая ужасные звуки. Колени согнуты, сжатые кулаки прижаты к груди. Падение полностью вышибло из нее дух.
Он подошел, посмотрел, и она задышала полегче. Он протянул руку, чтобы помочь сесть, но она яростно затрясла головой, не способная в данный момент ни на что больше. Подтянув к себе ноги, ткнулась лбом в колени.
– Ты говорила, на два часа, – прошептал он. – Или на три.
– Он.., наверно, невосприимчивый. Получил.., лошадиную дозу.
Не сводя с меня глаз, он пододвинул простой стул, поставил футах в пяти от меня спинкой ко мне. Сел верхом, положил на спинку короткое дуло, нацеленное мне прямо в грудь.
– Немножко поговорим, умник.
– О чем? О вашем вшивом спектакле? У меня восемь сотен, возьми их. Бери на здоровье. И проваливай.
Она встала, шагнула и снова едва не упала. С искаженным от боли лицом доковыляла до изголовья кровати и простонала:
– Коленка… – У нее выдался неудачный вечер.
– Немножко поговорим о докторе Стюарте Шермане, умник. Я нахмурился в абсолютно искреннем изумлении:
– Никогда в жизни не слышал о нем. Если это какой-нибудь вариант мошенничества, ты чересчур усложнил дело, приятель.
– А еще поговорим о твоем решении наехать на Тома Пайка. Скажешь, будто не виделся с ним сегодня?
– Я приехал навестить Мори и Бидди, дочерей Майка Пирсона, моего друга, который умер пять.., почти шесть лет назад, и тебя это дело совсем не касается.
На миг в его взгляде мелькнула растерянность. Но мне требовалось более существенное преимущество, и, помня об их небольшой весьма интимной ссоре, помня ее заявление, что со мной не было никаких проблем, я придумал дьявольский способ исправить дело.
– Я уже сказал, бери восемь сотен и проваливай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83