– Мария, – ответила она. – Но уже она не такая. Вот. – Она сунула мне еще одну фотографию. – Вот Мария сегодня.
Я охнула. Если Бьянка говорит, что это одна и та же женщина, значит, так оно и есть, но я с трудом улавливала сходство. Она безвольно сидела в инвалидной коляске и весила явно фунтов на тридцать меньше. Прекрасные карие глаза превратились в обведенные темными кругами провалы на осунувшемся лице. И что-то случилось с ее носом. Я вспомнила маленький прямой носик на предыдущей фотографии, но на этом снимке была отвратительная шишка в середине лица.
– Что случилось? Она попала в аварию?
Я припомнила, что говорила Сельма. Кажется, у Бьянки есть больная сестра, о которой Бьянка заботится.
Глаза Бьянки блестели. Она моргнула, и я вдруг поняла, что она пытается сдержать слезы. Может, подойти к ней и обнять?
– В чем дело? – спросила я как можно ласковее. Ее лицо тут же стало привычно непроницаемым, и вместо ответа на мой вопрос она повторила:
– Где ваш пылесос?
– Бьянка, – сердито произнесла я. – Нельзя пылесосить так рано. Вы всех разбудите.
– Кто здесь? – Похоже, она удивилась.
– Моя мама, помните, вы с ней встречались. И моя подруга Кэт. Она очень устала. Мы должны дать ей поспать. Она на самом верху. Не спешите туда с уборкой.
– Где спит эта леди? Она снова жить у вас.
Я задумалась. Наконец я поняла, о ком она говорит.
– Анжела уехала.
– Куда она уехала?
– Бьянка, я не знаю. Почему вы пришли так рано? Она пожала плечами, словно это очевидно.
– Я убираюсь у вас, потом убираюсь у мисс Сельмы. Да, это логично. Она втиснула меня до Сельмы.
Она не могла прийти к нам после, потому что ей надо вернуться домой и ухаживать за сестрой. И тут мне в голову пришла интересная мысль.
– Бьянка, у Сельмы есть сестра в Нью-Йорке?
– У мисс Сельма нет сестра или брат, мама или папа. Мисс Сельма совсем одна.
– У нее есть Базз. – Я ждала, что по этому поводу скажет Бьянка.
– Иногда. – Что ж, интересный ответ.
– О, вы имеете в виду, что они встречали Рождество порознь? Но это потому, что ее не было в Лондоне. Вы знаете, куда она ездила? – небрежно бросила я, не глядя на нее и делая вид, будто слушаю вполуха.
– Она быть на побережье.
– Побережье? Пляж? Она ездила на побережье Нью-Йорка? Я думала, она ездила на Манхэттен.
– Нет, – сказала Бьянка. – Не Нью-Йорк.
– Вы уверены?
– Да, я уверена. Она присылала мне открытку. Вот, я показать вам.
Она вытащила открытку из сумки, где явно хранилась куча интересных вещей. Я взглянула на фотографию клочка суши под каким-то утесом. Это может быть, где угодно. Я перевернула открытку и прочитала название места. Где-то в Девоне, но я никогда о нем не слышала. Почтовая марка это подтверждала, а судя по дате, открытку отправили прямо перед Рождеством. Значит, Сельма солгала насчет Нью-Йорка. Все это время она находилась в Англии и тридцать первого декабря запросто могла вернуться из Девона в Лондон.
Я прочла текст.
Дорогая Бьянка,
Надеюсь, вы с сестрой весело встретите Рождество.
Я возвращаюсь третьего января. Пожалуйста, зайдите до этого ко мне домой и посмотрите, как дела у Базза. Благодарю вас. Здесь холодно, но я сделаю очень многое.
Счастливого Нового года!
Сельма.
«Но я сделаю очень многое». Что она имела в виду?
Бьянка внезапно выхватила у меня открытку и спрятала ее в сумку. Затем сняла куртку и осталась в юбке, джемпере и переднике с кричащим цветастым узором.
– Я начинаю работать, – объявила она.
Мне ничего не оставалось, как показать ей, где хранятся моющие средства, и шкафчик под лестницей, где обитал пылесос. К моему ужасу, невзирая на мои пожелания – или из-за них, – она начала пылесосить в ту минуту, как я поднялась наверх.
Секунду спустя на лестничную площадку выскочила мама.
– Что происходит? – Почти сразу к ней присоединилась Кэт. Они стояли на лестнице в одинаковых ночных рубашках с розочками, и я даже не сразу сообразила, что мама, наверное, одолжила Кэт одну из своих.
– Бьянка начала работать, – объяснила я.
– Что ж, я пойду вниз и остановлю ее, – заявила мама. – Это смешно.
Кэт была в слезах. Неужели она проплакала всю ночь? Я отвела ее наверх, помогла ей лечь в постель и предложила чаю, но она покачала головой и отвернулась.
Позже выяснилось, что у нее была мигрень – настоящая, не похмелье, – и мама настояла, чтобы она не вставала с постели в темной комнате. Она убедила Кэт расстаться с ключом от их с Ричи квартиры, дать ей адрес и список вещей, которые могут понадобиться в ближайшие дни, и отправилась туда. Я собиралась сама съездить, но мама и слышать об этом не хотела. Я знала, что все это значит. Ухаживая за Кэт, мама чувствовала себя нужной. Кроме того, у нее появилось дело, и на время она забудет о разводе. Я заметила, что звонок моего отца сильно ее взволновал. Меня же взволновало мамино откровение, будто ее жизнь как женщины кончилась. Вероятно, она злится на папу за то, что он открыл ей на это глаза. Но верила, что обретенная свобода пойдет ей на пользу. Если она только позволит себе это. Мне нравилось думать, что она стоит на краю трамплина. Прыжок в свежий воздух манил ее, но она слишком волновалась, чтобы отважиться. Может, мне придется ее подтолкнуть.
Что касается меня, то я была несчастна. Время близилось к обеду, а о Томми ни слуху ни духу. А когда мама сказала, что он собирался взять на работе отгул, стало еще хуже.
– Он хотел сегодня начать ремонт. Мы договорились. Вчера я проснулась от того, что мне на нос свалился кусок штукатурки с карниза. Ну, и где он?
Я пробормотала, что его отправили на внестудийную съемку, о которой сообщили в последнюю минуту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110