Русские подлодки, находившиеся в
засаде у западного побережья США, запустили ядерные боеголовки, поразившие
Лос-Анджелес, Сан-Франциско, Сан-Диего, Сиэтл, Портланд, Феникс и Денвер,
а затем русские разделяющиеся ядерные боеголовки на межконтинентальных
баллистических ракетах, воистину чудовищные монстры, отправились в сторону
Аляски и Северного полюса и в течение минут поразили базы ВВС и
среднезападные ракетные установки и испепелили города в глубине
континента. Омаха оказалась первой мишенью, а с ней и Штаб Стратегических
ВВС. В 12:09 в наушниках оператора поступил последний искаженный сигнал от
Северо-Американских ПВО: "Последние птички улетели".
И с этим сообщением, означавшим, что несколько последних крылатых
ракет или Минитмен-3 были запущены из тайных бункеров где-то в Западной
Америке, остатки НОРАД тоже взлетели на воздух.
Хэннен был в наушниках, через которые к нему поступали донесения по
мере их обработки. Президент наушники снял после того, как погибла НОРАД.
Во рту у него был привкус пепла, и ему страшно было подумать о том черном
чемоданчике, что располагался через проход от него.
Хэннен слушал отдаленные голоса командиров подлодок и пилотов
бомбардировщиков, все еще охотившихся за мишенями или пытавшихся избежать
поражения в быстрых яростных стычках на половине планеты. Морские силы
обеих сторон были уничтожены, и теперь Западная Европа была меж огней
наземных войск. Его внимание было приковано к далеким, призрачным голосам,
плывшим по штормам атмосферных помех, потому что думать о чем-нибудь
другом кроме работы в данный момент означало сойти с ума.
Его не зря звали Железный Ганс, он знал, что нельзя давать ослаблять
себя воспоминаниями и жалости.
Атмосферные вихри подхватили воздушный командный пункт, его резко
швырнуло вверх, а потом он стал снижаться с тошнотворной скоростью.
Президента прижало к подлокотникам его кресла. Он знал, что больше не
увидит ни жену, ни сына. Вашингтон стал лунным пейзажем с дымящимися
руинами, в обуглившемся здании архива превратились в пепел и Декларация
Независимости, и Конституция, в аду Библиотеки Конгресса уничтожены
старания миллионов людей.
Ему хотелось плакать и кричать, но он был Президентом Соединенных
Штатов. На его запонках была президентская печать. Ему вспомнилось, как из
далекого прошлого, как он спрашивал Джуману, подойдет ли голубая в полоску
рубашка к его светло-коричневому костюму. Он был не в состоянии выбрать
галстук, потому что решение таких вопросов давалось ему с трудом. Он
больше не мог думать, больше не мог что-нибудь выработать: мозг его был
как солончаковое болото. Джумана выбрала ему подходящий галстук и вставила
запонки в рубашку. Потом он поцеловал ее и обнял сына, и люди из секретной
службы отвезли его вместе с другими семьями персонала в подземное убежище.
Все это уничтожено, подумал он. О, Господи... все уничтожено!
Он открыл глаза и сдвинул шторку с окошка. Черные облака, пламенеющие
красными и оранжевыми шарами, окружали самолет. Из их глубины выстреливали
клочья огня и пробивались молниями вверх на тысячи футов выше лайнера.
Однажды, - подумал он, - нам понравилось играть с огнем.
- Сэр? - мягко спросил Хэннен. Он снял наушники. Лицо Президента было
серым, рот сильно дрожал. Хэннен подумал, что Президента тошнило от
виражей. - Вам плохо?
Безжизненные глаза шевельнулись на бледном лице.
- Я в порядке, - прошептал он и едва заметно улыбнулся.
Хэннен прислушался к голосам, доносившимся из наушников.
- Последний из B-1 только что сбит над Балтикой. Советы восемь минут
назад разрушили Франкфурт, а шесть минут назад по Лондону был нанесен удар
разделяющейся боеголовкой межконтинентальной баллистической ракеты, -
пересказал он Президенту.
Тот сидел неподвижно, как каменный.
- Какова оценка потерь? - устало спросил он.
- Еще не поступила. Голоса настолько искажаются, что даже компьютеры
не в состоянии разобраться в них из-за всех атмосферных помех.
- Мне всегда нравился Париж, - прошептал Президент. - Вы знаете,
Джумана и я провели в Париже медовый месяц. Как в Париже?
- Не знаю. Из Франции еще ничего не поступало.
- А Китай?
- Пока молчание. Думаю, что китайцы терпеливо ждут.
Лайнер подпрыгнул и опять снизился. Двигатели выли в замусоренном
воздухе, борясь за высоту. Отражение голубой молнии мелькнуло на лице
Президента.
- Ну, что ж, - сказал он. - Вот мы сейчас здесь. И куда мы отсюда
отправимся?
Хэннен хотел было начать отвечать, но так и не нашел, что сказать. У
него перехватило горло. Он потянулся, чтобы опять закрыть окно, но
Президент твердо сказал:
- Не надо. Оставьте. Я хочу видеть.
Голова его медленно повернулась к Хэннену.
- Все кончилось, не так ли?
Хэннен кивнул.
- Сколько миллионов уже мертвы, Ганс?
- Не знаю, сэр. Я бы не беспокоился...
- Не опекайте меня, - неожиданно закричал Президент так громко, что
даже суровый капитан ВВС подскочил. - Я задал вам вопрос и жду на него
ответа: точную оценку, прикидку, все, что угодно! Вы слушали донесения.
Скажите мне!
- В северном полушарии, - начал, дрожа, Министр Обороны, его железное
лицо стало расплываться, как дешевая пластмасса. - Я бы оценил... между
тремястами и пятьюстами пятьюдесятью. Миллионов.
Глаза Президента закрылись.
- А сколько умрут за неделю, считая с сегодняшнего дня?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47