Вроде бы идут правильно. Женщина покачала головой и крепко сжала ладонь Джонни.
– Жалко их тут оставлять. Одна машина проедет – и нет часиков. – Гордон оглядел улицу. Никто уже не помнил, когда тут последний раз появлялись машины, но как знать… Подумав, он снял часы с запястья мертвой руки. Стекло треснуло, на нем застыли капельки жидкого бетона, но все равно они были очень симпатичные, блестящие. Надев их, он выпрямился. – Все произошло слишком быстро. Никто бы не успел ничего сделать. Верно, Джонни?
– Да, слишком быстро. – В глотке пересохло. Джонни взял бокал и допил остатки бензина. Он него уже несло, как от бензоколонки Лансдэйла на Делинт-стрит.
Гордон двинулся прочь.
– Ты что… – запнулась Бренда, – ты что, хочешь его вот так прямо и оставить?
Гордон остановился, вытер потный лоб ладонью, бросил еще один взгляд на торчащие посреди улицы руки и обернулся к Джонни с Брендой:
– У меня есть топор в гараже.
– Нет, лучше оставь так, – предложил Джонни. Гордон согласно кивнул и продолжил путь к своему крыльцу, снова проверяя перед собой прочность почвы стволом ружья. Добравшись до надежного крыльца, он шумно, с облегчением, выдохнул.
– Вечером у Рэя покер, – напомнил он. – Пойдете?
– Да, собирались.
– Ладно. – Непроизвольно поймав взглядом торчащие белые руки, он резко отвернулся. – Ничто не отвлекает от насущных проблем лучше, чем перспектива выиграть чуточку деньжат, верно?
– Верно, – согласился Джонни. – Если не считать, что единственный, кто всегда выигрывает, – это ты.
– Что поделать, – пожал плечами Гордон. – Уж такой я везунчик.
– Думаю, можно будет взять с собой сегодня Джей-Джея, – весело и звонко проговорила Бренда. Джонни и Гордон поморщились. – Джей-Джей не должен же все время проводить дома. Ему нравится общаться с людьми.
– Да, конечно. – Гордон обменялся с Джонни быстрым взглядом. – Конечно, Бренда. Рэй возражать не будет. Ну ладно, пока, до вечера. – Мельком взглянув еще раз на торчащие посреди дороги белые кисти рук, он ушел в дом, громко хлопнув за собой дверью.
Бренда тоже пошла в дом, на ходу напевая старую колыбельную песенку. Джонни шел следом. Это была простенькая колыбельная, которую она пела, когда Джей-Джей был еще совсем младенцем:

Спи, мой малыш, засыпай, баюшки-баюшки-бай…
Спи, мой малыш, засыпай, большим поскорей вырастай…

– Бренда, думаю, это не самая лучшая идея.
– Что? – обернулась жена с улыбкой. Ее большие голубые глаза были тусклыми. – Какая идея, дорогой?
– Лишать Джей-Джея его комнаты. Ты же знаешь, как он ее любит.
– Вот ты о чем! – Улыбка растаяла. – Ты постоянно хочешь сделать мне больно, мешаешь мне быть рядом с Джей-Джеем! Почему я не могу взять Джей-Джея на улицу? Почему я не могу посидеть с ним на крылечке, как нормальная мать? Почему? Объясни мне, Джонни! – Лицо ее покраснело от гнева. – Почему?!
Джонни оставался спокоен. Все это повторялось неоднократно.
– Пойди узнай у Джей-Джея почему, – предложил он и увидел, как глаза ее потеряли фокус, словно льдинки, превратившиеся в маленькие лужицы.
Бренда развернулась, решительно направилась по коридору и остановилась перед дверью комнаты Джей-Джея. Рядом с дверью на специальном крюке висел небольшой оранжевый кислородный баллон с заплечными ремнями, соединенный с прозрачной пластиковой маской. Привычными движениями Бренда облачилась в снаряжение, открыла кран доступа кислорода и натянула на лицо маску. Потом взяла в руки ломик, вогнала его в потрескавшуюся щель между косяком и дверью и налегла на него. Но дверь не поддалась.
– Давай помогу, – предложил Джонни.
– Нет! Я сама! – Бренда отчаянным усилием навалилась на лом. Маска изнутри запотела. Послышался треск, затем – негромкий хлопок, который всегда напоминал Джонни звук вскрываемой вакуумной упаковки с теннисными шариками. Рванувшийся по коридору воздух качнул Джонни, и спустя несколько мгновений дверь можно было открыть без особого труда. Бренда вошла в комнату, предусмотрительно заложив лом в дверной проем так, чтобы дверь не могла захлопнуться, когда воздух снова начнет вытекать, а это обычно начиналось менее чем через две минуты.
Бренда присела на кровать Джонни-младшего. Обои когда-то были оклеены бумажными самолетиками, но в сухом, безвоздушном пространстве комнаты клей высох, растрескался, и самолетики попадали на пол.
– Джей-Джей! – произнесла Бренда. – Джей-Джей! Просыпайся! – Потянувшись, она дотронулась до плеча мальчика. Он спокойно лежал, укрытый простынкой, и спал вечным сном. – Джей-Джей, это мама пришла! – сказала Бренда и отвела безвольную длинную прядь каштановых волос со сморщенного, мумифицированного личика.
Джонни ждал в коридоре. Он слышал, как Бренда разговаривает с мертвым сыном, голос ее звучал то громче, то тише, хотя слов из-под кислородной маски все равно разобрать было нельзя. У Джонни сжалось сердце. Он хорошо знал, что последует дальше. Она возьмет на руки высушенную оболочку, станет ее качать – осторожно, потому что даже в своем безумии Бренда отдавала себе отчет, насколько Джей-Джей стал хрупок, потом, вероятно, споет несколько раз эту свою старинную колыбельную. Но она должна помнить, что времени в обрез, что очень скоро воздух из комнаты опять начнет высасывать, как вакуумным насосом, в какое-то неведомое пространство. Чем дольше дверь остается открытой, тем с большей силой кислород начинает втягиваться в стены. Побыв там две-три минуты, начинаешь чувствовать, как стены буквально нависают над тобой, словно пытаются втянуть тебя в свои поры и трещины. Ученые назвали это «эффектом фараона».
1 2 3 4 5 6 7