– Она уже у меня была, – буркнул я.
– Лихорадка бывает по многу раз.
На веранде было пусто, а в доме тихо. Мы стояли на тропинке, смотрели на дом, потом Батист сказал:
– Пришлю к вам девочку, хозяин.
Хильда принесла мне миску супа и фруктов. Я попытался открыть дверь в комнату Антуанетты, но она была заперта на засов и в ней было темно. Хильда нервно хихикнула.
Я сказал, что не голоден, и попросил ее принести мне графин с ромом и стакан. Я сделал глоток, потом вернулся к книге, которую недавно взял читать: «Сверкающая корона островов».
– «Зомби – это мертвец, который кажется живым, или живой человек, который вдруг кажется мертвецом. Зомби также – дух места, обычно злой дух, но его можно умилостивить жертвоприношениями и дарами цветов и фруктов. – Я вспомнил букетики цветов у развалин дома священника. Затем стал читать дальше: – Их голос – вой ветра, их гнев – шторм на море. Так, по крайней мере мне рассказывали, но я заметил, что негры, как правило, отказываются обсуждать магию черную, в которую верят. Эта магия на Гаити называется водуизмом, на других островах – обеа, в Латинской Америке как-то еще. Если вы проявляете настойчивость, то негры начинают рассказывать вам сущие небылицы. Белые же, хотя и сами верят в эту магию, склонны во всеуслышание отрицать это, называя водуизм и все прочее чистой ерундой. Внезапные кончины обычно приписываются действию таинственного яда, который не оставляет никаких следов и известен только неграм. Ситуация еще больше осложняется…»
Я не подняла головы, хотя увидела его лицо в окне. Я ехала, стараясь ни о чем не думать, и оказалась у скал, которые называются здесь Мун-Мор, то есть Мертвые. При их виде Престон вдруг стал артачиться. Говорят, лошади всегда так себя ведут, завидев эти скалы. Стало сильно припекать, и я порядком устала, когда наконец оказалась у тропинки, которая вела к домику Кристофины, состоявшему из двух комнат. Его крыша была не из тростника, а из дранки. Кристофина сидела на ящике под манговым деревом и курила белую глиняную трубку. Услышав шаги, она крикнула:
– Это ты, Антуанетта? Почему так рано?
– Я хотела видеть тебя, – сказала я.
Она помогла мне разнуздать Престона и отвела его к ручью, который бежал совсем рядом. Престон пил так, словно умирал от жажды. Затем он помотал головой и фыркнул, отчего из ноздрей у него брызнула вода. Мы оставили его пастись на лужайке, а сами вернулись к манговому дереву. Кристофина села на один ящик, а другой пододвинула мне, но я присела на корточки рядом с ней и коснулась рукой тонкого серебряного браслета, который она всегда носила.
– От тебя пахнет все так же, – заметила я.
– Ты проделала такой путь, чтобы сказать мне это? – удивилась Кристофина. Ее платья всегда пахли чистой материей, выстиранной, накрахмаленной и отутюженной. Сколько раз там, в Кулибри, я наблюдала, как она стоит в реке по колено в воде, подоткнув юбку, и стирает свои платья и рубашки, а затем колотит ими по камням. Иногда рядом с ней трудились и другие женщины и тоже колотили мокрыми, скрученными в жгут платьями по камням. Веселый, живой шум. Потом они расстилали свежевыстиранные вещи на траве сушиться на солнышке, устало вытирали лбы и начинали весело переговариваться и смеяться. Мне так нравился этот запах, но он его не любил…
Я глядела на темно-синее небо, видневшееся между зеленых манговых листьев, и думала: «Вот мой дом, вот где мне хотелось бы жить». Потом я подумала: «Какое высокое красивое дерево. Но не слишком ли оно высокое – приносит ли оно плоды?» Потом мне захотелось оказаться одной в своей кровати с мягкой периной и тонкими простынями, и лежать, лежать, слушать… Наконец я сказала:
– Кристофина, он не любит меня. Мне кажется, что он даже меня ненавидит. Теперь он всегда спит у себя, и все слуги об этом знают. Стоит мне рассердиться, он перестает со мной говорить, и глаза его делаются полны презрения. Иногда он не говорит со мной часами, и я больше так не могу. Что мне делать? Вначале он был совсем не такой…
Перед домом росли кусты гибискуса с розовыми и алыми цветами. Кристофина снова закурила трубку и. ничего не ответила.
– Скажи хоть что-нибудь, – попросила я. Она выпустила клуб дыма и сказала:
– Ты задаешь мне тяжелый вопрос, и я могу дать тебе тяжелый ответ. Собирайся и уезжай.
– Куда мне ехать? В какое-то незнакомое место, где я никогда больше не увижу его? Нет, не хочу. А то не только слуги, но вообще все начнут надо мной смеяться.
– Если ты уедешь, то смеяться будут не над тобой, а над ним.
– Нет, все равно не хочу.
– Зачем же тогда ты спрашиваешь моего совета, если на мой совет говоришь сразу «нет»? Зачем же тогда ты приехала сюда? Я говорю тебе правду, а ты отвечаешь: нет, это не так.
– Но разве у меня не может быть какого-нибудь другого выход?
Кристофина угрюмо посмотрела на меня и сказала:
– Если мужчина тебя не любит, чем больше ты будешь его любить, тем больше он будет тебя ненавидеть. Так уж устроены все мужчины. Если ты их любишь, они обращаются с тобой хуже некуда, если ты их не любишь, они сходят по тебе с ума. Я слышала о тебе и твоем муже, – добавила она.
– Но как я могу его бросить? Он как-никак мой муж!
Кристофина плюнула через плечо и сказала:
– Женщины все дуры, какой бы у них ни был цвет кожи. У меня было трое детей – и у каждого другой отец. У них разные отцы – у меня нет мужа. И слава Богу. Я держу при себе свои денежки и не отдаю их какому-нибудь негодяю!
– Но когда и куда мне уезжать?
– Господи Боже мой! Белая девушка, а глупее всех остальных! Мужчина плохо с тобой обращается? Собирайся и уходи. Он еще бросится за тобой вдогонку – будет просить прощения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47