И он долго не продержится. Если с треском, но без суда снимут — и это для него, считай, успехом будет».
Первые два года Оготоев несколько раз мельком встречался в коридорах республиканских учреждений с Тоскиным, озабоченным, вечно куда-то спешащим, им и поговорить толком было некогда.
Но наконец случай помог, встретились они. Весной это было, в распутицу, вот-вот должны были закрыть зимние дороги. Оготоев пришёл с работы домой. Встретила его тёща.
— Только что твой друг Кирик заходил, что-то случилось с машиной, всё ещё не уехали.
И тёща, подойдя к окну, показала на грузовую машину, стоящую в глубине двора.
Оготоев тут же выбежал из дома, заглянул в кабину нагруженной выше борта машины. Обошёл её — никого поблизости. А в кабине — один шофёр, молоденький чернявый парень. Когда Оготоев уже открывал дверцу кабины, чтобы спросить о председателе, снизу послышался знакомый голос:
— Нажимай!.. Отпусти! Ещё нажимай!
Оготоев не стал ждать, когда вылезет друг, сам опустился на корточки:
— Кирик, здравствуй, дружище!
— О-о, Трофим Васильевич! Ну-ну, отпусти! Здравствуй, здравствуй!
— Когда это вы приехали в город?
— Да ночью этой… Вот сатана! — тут звонко звякнул ключ, сорвавшись с гайки. — Иван, давай ключ на девятнадцать! Быстро…
Тоскин ещё долго возился под машиной. Наконец из-под машины показались длинные ноги Кирика, обутые в короткие резиновые сапоги, затем измазанная мазутом телогрейка, а потом появился и сам Кирик. Он хотел было подать Трофиму руку, но передумал и подставил локоть:
— Привет!
— Ты что, друг, председатель или шофёр?
— И то, и другое… Если бы не подремонтировал, стоять бы нам потом на дороге. — Тоскин посмотрел на шофёра с укором: — Иван, едешь в дальний путь, должен заранее всё проверить, подготовить машину. Ну, хоть тряпку-то подай, помощник!
Оготоев, стараясь не глядеть на сконфуженного парня, следил, как Тоскин вытирал запачканные руки, лицо. «Да это уже совсем другой человек», — подумал он. Правда, внешне Кирик почти не изменился, разве что дотемна загорел, но появилась в нём какая-то твёрдость, уверенность.
К тому времени несколько человек из направленных в колхозы вернулись обратно в город. Они-то и рассказали, как ловко, с какими ухищрениями выбирались из села, словно из-под навалившегося на них несчастья. Трофим Васильевич вспомнил эти рассказы и осторожно спросил у Тоскина:
— Ну, как дела, Кирик?
— Были плоховаты, а нынче вроде наладились. В будущем году о нас заговорят. Выйдем в передовые — есть такая надежда. — Тоскин вдруг улыбнулся: — Не веришь? Тогда спроси у этого парня. Так ведь, Иван?
— Так, так! — охотно отозвался шофёр.
— Надежда — вещь хорошая, — осторожно заметил Оготоев. — Только смотри, как бы непойманного тайменя не съесть.
— Да поймали уже, поймали. Зря время не теряли. Фундамент заложен прочный.
— Ну, а как Даша?
— Хорошо, — смеясь, ответил Тоскин, крепко пожимая руку Оготоева и садясь в машину, — в школе детей учит, дома — меня.
С какой-то душевной радостью следил тогда Оготоев за машиной, разбрызгивающей талый снег и грязь. Но к этой радости примешивалась зависть. Он завидовал Кирику, его силе, уверенности: «Хозяин едет. Да, хозяин!» И, стоя на улице, жадно вдыхая свежий, горьковатый запах талого снега, он одобрял Тоскина, но и завидовал ему. Чего таить, в тот момент Оготоеву своя жизнь показалась очень уж бледной.
— По какому делу приехал? — неожиданно обернулся к Оготоеву Тоскин.
Оготоев, занятый своими мыслями, не сразу понял, о чём его спрашивает Кирик:
— Я, что ли? В командировку.
— Дело-то, дело какое?
— Отстаёт ваш район по индивидуальному страхованию.
— А ты скажи своим инспекторам, чтобы меня застраховали… от дурного глаза. Да подороже, подороже! — голос у Кирика изменился, огрубел, появилась в нём жёсткая хрипотца.
«Про что это он? — подумал Оготоев. — Может, случилось что? Или заболел? Идёт-то как, сутулится… А может, просто не в настроении». Оготоев впервые видел Тоскина таким хмурым, подавленным. А прежде…
«В будущем году о нас заговорят!» И верно, заговорили. В газетах часто печатали материалы о колхозе Кирика. С Кириком беседовали журналисты: «Кирик Григорьевич рассказал нашему корреспонденту…», «Кирик Григорьевич поделился опытом…» Теперь его колхоз был в числе передовых хозяйств: перевыполнил план производства мяса, молока (до сих пор по этим показателям колхоз железным якорем держал район в нижнем ряду сельскохозяйственных сводок), заготовил сена столько, что выручил и другие хозяйства (прежде зимовали, «прося милостыню» у других). В статьях отмечались и личные заслуги молодого председателя, «специалиста с высшим образованием», сумевшего организовать и сплотить коллектив. Всё было верно: запущенное, отсталое хозяйство, несмотря на его разбросанность и бездорожье, за три года превратилось в передовое. Поднять подобную тяжесть многим ли по плечу?! Если не хвалить такого человека, тогда кого же хвалить?! И хвалили, прославляли. И заведующий райфинотделом, сказавший некогда о новом председателе «этот бедняга…», наверно, не раз подумал: «этот счастливчик».
Он не ошибся лишь в одном: в сроке работы Тоскина в колхозе. Кирик действительно работал не больше трёх лет: его избрали председателем исполкома райсовета.
…Однажды тихим августовским вечером неожиданно ворвался Тоскин к Оготоевым, блестя значком депутата Верховного Совета республики на лацкане серого костюма. В тот раз Кирик был необычайно разговорчив. Долго сидели они с Оготоевым за столом, и Кирик говорил только о своей работе и о том, что он уже успел сделать и что ещё предстоит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19