Эсэсовец. Эй, что там у вас такое? (В два прыжка оказывается возле Балоуна, отнимает сверток и вручает его Буллингеру.) Господин шарфюрер, этот сверток только что был контрабандой переправлен одному из посетителей, вон тому, смотрите!
Буллингер (разворачивает сверток). Мясо! Владелец, два шага вперед!
Эсэсовец (Балоуну). Эй, вы там! Вы вскрыли сверток.
Балоун (растерявшись). Его мне подбросили. Он мне не принадлежит.
Буллингер. Ах, он вам не принадлежит, вот как? Итак, видимо, это мясо ничье? (Вдруг зарычал.) Почему же вы его развернули в таком случае?
Швейк (так как Балоун не может придумать никого ответа). Осмелюсь доложить, господин шарфюрер, этот болван ни в чем не виноват, он и не стал бы развертывать и смотреть, если бы мясо ему принадлежало, он ведь знал бы, что в свертке.
Буллингер Балоуну). От кого ты его получил?
Эсэсовец (так как Балоун снова не отвечает). Сперва я заметил, как этот гость (показывает на гостя) передал пакет дальше.
Буллингер. Откуда ты его получил?
Гость (жалобно). Его мне подбросили, не имею понятия кто.
Буллингер. Этот трактир, видимо филиал черного рынка. (Бретшнейдеру.) За хозяйку вы готовы были дать руку на отсечение, если я не ошибаюсь, не так ли, господин Бретшнейдер?
Копецка (выступая вперед). Господа, трактир "У чаши" не филиал черного рынка.
Буллингер. Ах вот как? (Бьет ее по лицу.) Я вам покажу, свинья чешская!
Бретшнейдер (взволнованно). Я вынужден просить вас бездоказательно не осуждать госпожу Копецку, я знаю, что она не имеет никакого отношения к политике.
Копецка (очень бледная). Вы не смеете меня бить.
Буллингер. Как? Вы смеете мне противоречить? (Бьет ее снова.) Увести!
Копецка хочет броситься на Буллингера, эсэсовец бьет ее по голове,
Бретшнейдер (наклоняясь над Копецкой, упавшей на пол). Вы за это еще ответите, Буллингер. Вам не удастся отвлечь внимание от истории с собакой пана Войты.
Швейк (выступая вперед). Осмелюсь доложить, я все объясню. Сверток этот не принадлежит никому из здешних посетителей. Я знаю это потому, что я сам положил его здесь.
Буллингер. Значит, это ты!
Швейк. Сверток принадлежит одному господину, он дал мне его подержать и ушел, сказал, что идет в отхожее место. Господин этот среднего роста, блондин, с бородой.
Буллингер (изумленный таким наглым враньем). Ты что, слабоумный?
Швейк (серьезно смотрит ему в глаза). Как я вам уже однажды объяснил именно так. Соответствующая комиссия официально признала меня идиотом. В связи с этим обстоятельством меня освободили от отбывания добровольной трудовой повинности.
Буллингер. Ну а для торговли из-под полы ты достаточно умен, не так ли? Ты еще поймешь у нас в гестапо, что тебе ничегошеньки не поможет, хоть бы у тебя было сто таких свидетельств!
Швейк (мягко). Осмелюсь доложить, господин шарфюрер, что я это ясно понимаю, что мне ничего не поможет, вся беда в том, что я с малолетства попадаю в такие истории, хотя у меня при этом наилучшие намерения, и мне всегда хочется сделать то, чего от меня требуют. Например, в Грослотау я помогал супруге школьного сторожа развешивать белье. Если бы вы пожелали выйти со мной в сени, я бы рассказал вам, что из этого вышло! Я угодил в спекуляцию, как Понтий Пилат в Евангелие.
Буллингер (уставившись на него). Я вообще не понимаю, почему я тебя слушаю, и теперь и прежде. Должно быть, потому, что я еще никогда не видывал такого преступника и смотрю на него как завороженный.
Швейк. Это примерно так, как если бы вы вдруг увидали льва на Карловой улице, где они обычно не водятся, или как в Хотеборе один почтальон застал свою супругу с дворником и заколол ее. Он сразу пошел в полицейский участок, чтобы донести на себя, и, когда они спросили его, что он сделал после убийства, заявил, что, выйдя из дому увидел на углу совершенно голого человека, так что полицейские решили, что он спятил, и отпустили его, но через два месяца после этого выяснилось, что в ту самую пору из тамошнего сумасшедшего дома убежал один псих и так и разгуливал в чем мать родила, а ОБИ и не поверили почтальону, хотя это была истинная правда.
Буллингер (с удивлением). Я все еще тебя слушаю, никак не могу оторваться. Я знаю - у вас на уме, что Третья империя просуществует еще годик или десять годиков, но мы будем держаться не меньше десяти тысяч лет. Ну чего ты вылупился, остолоп?
Швейк. Ну, это уж слишком, как сказал пономарь, когда женился на трактирщице, а она на ночь вынула челюсть изо рта и положила в стакан с водой.
Буллингер. Мочишься ты желтым или зеленым?
Швейк (приветливо). Осмелюсь доложить, желтым с прозеленью, господин шарфюрер.
Буллингер. Хватит. Сейчас ты последуешь за мной, хотя бы некоторые господа (показывает на Бретшнейдера) готовы были дать за тебя не только руку, но даже ногу на отсечение.
Швейк. Так точно, господин шарфюрер, должен быть порядок. Торговля из-под полы - это зло, и она не прекратится, пока все не исчезнет. Тогда сразу наступит полнейший порядок, что - я неправ?
Буллингер. И все-таки мы еще разыщем собаку! (Уходит со свертком под мышкой.)
Эсэсовцы хватают Швейка и уводят с собой.
Швейк (уходя, добродушно). Надеюсь только, что вы не разочаруетесь в песике. А то с некоторыми клиентами случается, что собака, на которой они были помешаны и ради которой были готовы на все, быстро перестает им нравиться.
Бретшнейдер (Копецкой, которая пришла в себя). Госпожа Копецка, вы стали жертвой отдельных конфликтов между отдельными органами, больше я ничего не скажу. Однако вы находитесь под моей защитой, я скоро вернусь, и мы с вами обсудим с глазу на глаз создавшееся положение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25