Баранов хотел нахмуриться и не смог. Вспомнил все россказни о хитром старичке, о его трусости, вошедшей в поговорку между промышленными. Да и, кроме того, во вчерашнем не он один виноват. Никто не ожидал вероломной выходки с пленными. Все же правитель не хотел, чтобы князек догадался о его подлинных мыслях.
Ты пошто тыл показал?спросил он строго.Пошто бежал от крепости?
Нанкок качнул головой, потрогал медаль.
Виноват, Александра Андреевич,вздохнул он сокрушенно.Вперед бежать не могу. Ноги плохо слушаются. Не бегут вперед. Совсем не могут.
Баранов не выдержал и засмеялся. Смех был так необычен и неожидан, что князек обомлел.
Знаю,сказал правитель уже хмуро.Вперед бежать ты не можешь. Тогда не бегай назад... Буде случится в другой разповешу.Затем торопливо ушел в палатку.
После полудня корабли снова начали обстрел крепости. Кроме «Ермака» и «Ростислава», Лисянский подвел к берегу еще два других маленьких судна. Весь огонь тяжелой артиллерии был сосредоточен теперь по лобовому фасаду блокгауза. Качки почти не ощущалось, корабли вели точную пристрелку.
Атакующие по-прежнему разделились на три отряда. Вместо Баранова штурм возглавлял Кусков, а тыловыми партиями командовали Павел и старый зверобой Афонин. Нанкока Баранов оставил стеречь байдары.
В отряде Павла было человек двадцать русских и до сотни алеутов. Многие помнили его еще мальчишкой, и, случись назначение до вчерашнего дня, промышленные наверняка бы забушевали. Старые, обстрелянные авантюристы, сподвижники Шелехова, они боялись только Баранова. Но после ночного боя, когда Павел бесстрашно подтащил к крепости пушки и один бросился на помощь правителю, бородачи молчали. Лишь приземистый, рыжий, с клочком бороды, задранным вверх. Лука Путаница ехидно выставил ему зад в ответ на команду построиться. Лука рассчитывал на веселую забаву. Однако никто не засмеялся, а стоявший рядом зверолов, с повязанной тряпками шеей, стукнул его носком сапога в выпяченный костлявый зад так, что Путаница обхватил дерево.
Павел расположил отряд в лесу на берегу речки, ждал общего сигнала к наступлению. Теперь штурмовать решили днем, как только морская артиллерия пробьет первую брешь. Павел захватил с собой китовую кишку, начиненную порохом, чтобы взорвать ворота. Такую же петарду получил от Баранова и Афонин.
В лесу было сыро и сумрачно. Мохом обросли огромные ели, камни, поваленные лесины, давняя, отжившая гниль. Люди лежали мокрые, злые, никто не разговаривал даже шепотом. Неумолчно бурлила река, со стороны крепости не слышалось ни единого звука. Только горное эхо подхватывало удары корабельных пушек.
Весь пыл у Павла давно прошел. Боевое возбуждение, увлечение штурмом сменилось тяжелым, тоскливым чувством. Возвращение было слишком жестоким. Многие годы он жадно ждал, изо дня в день. Считал склянки...
От холодной слякоти, в которой лежал, он совсем окоченел, мучил кашель. А главное, удручало настороженное отношение зверобоев. Может быть, ему не доверяют?.. Неловко повернувшись, Павел уронил мушкет, рассыпал порох. Угрюмые лица раздраженно следили за его напрасными усилиями продуть затравку. Он покраснел, стал на колени, шляпой вытер с приклада грязь, с силой встряхнул ружье. Курок соскочил, лязгнул кремень. Гулкий выстрел прокатился по реке.
И сразу же над лесом зашипела красная ракета, словно Кусков ждал этого выстрела. Потом отозвался третий отряд Афонина. Пальба из орудий стихла. Пока озадаченный Павел опомнился, звероловы, не дожидаясь команды, поднялись в наступление. Увязая в болоте, навалах, ломая сучья, ругаясь, обгоняя друг друга, люди кинулись на приступ. С криком и диким визгом бежали за ними алеуты. Порыв был настолько стремительным, что Павел догнал свой отряд только у самых стен. Он так и бежал без шляпы, с разряженным мушкетом.
Но блокгауз брать приступом не пришлось. Когда атакующие приблизились к крепости, они увидели, что ворота открыты, на стенах и в проломах не было ни души. Огромная стая воронов, жирных, крикливых, кружилась над фортом. В крепости было пусто.
Индейцы ушли еще ночью, увели пленных, унесли убитых и раненых. Лишь в дальнем углу блокгауза валялись пять трупов грудных детей и с десяток задушенных собак. По приказу Робертса и Котлеана тлинкиты убили собак и детей, чтобы не выдали тайного бегства.
В тот же вечер Баранов сжег крепость.
Глава четвертая
Он шел по местам, где завершил свою зрелость. Годы битв, лишений, труда, надежд... Каждая пядь земли, камень и мох кровь и пот во славу империи, далекой родной России.
Корабли ушли. На одном из них отбыл Резанов, образованный и деятельный проспектор, целый год проведший на островах. Он многим помог Баранову. Привез из Калифорнии хлеб, одобрил планы, обещал заступничество и помощь Санкт-Петербурга. Обещал помочь и капитан-лейтенант Лисянский, тоже отплывший на «Неве» в Россию... Неважно, что жизнь кончалась,было признание, был Павел, были впереди еще долгие, трудные дни...
Дул ветер. Непрерывные дожди прекратились, стало сухо. Изредка появлялись плавучие льдины, оборвавшиеся со Скалистых гор. Течение заносило льды в бухту. Оголились кусты. Лес стоял темный, нетронутый, шумели и гнулись вершины, а внизу был покой и давняя нерушимая тишина. Лишь за кекуром стучали топоры, слышался треск падавших деревьев. Рубили палисады, из гладких двадцатисаженных бревен строили крепостную стену. На макушке утеса желтели венцы нового дома правителя. Кончался 1806 год...
Баранов шел медленно, обходя вросшие в землю скалы, переступая трухлявые стволы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174