Чуть по-ученому, словно выпендриваешься, но такое бывает.
Русский ты знаешь -- слыхал, как ты с кузнецом говорил. По-галльски
говоришь?
-- Oui.
-- Иберийский, германский?
-- Si, claro. Ich sprechen.
-- Небось еще языки знаешь? -- предположил я. -- А?
Мальчишка кивнул. И в глазах у него мелькнула легкая гордость.
-- Уже много, -- похвалил я. -- Вырастешь, так сможешь переводчиком
работать. Хорошие деньги, особенно если к аристократу в прислугу
устроиться...
Вот, опять. На этот раз он заплакал. Молча, но по-настоящему. И
впрямь, чем я его обрадовать вздумал? Что он будет занюханному барону
прислуживать, когда себя графом или герцогом мнил?
-- О прошлом не плачь, о будущем думай! -- гаркнул я, пытаясь
грубостью прервать слезы. -- Здоровый уже парень!
Марк продолжал реветь. Моего тона он не испугался -- оно, конечно,
приятно, но как успокоить-то?
-- Тебе думать надо, как вырасти! -- резко сказал я. -- А там лови
счастье, повезет, так и титула добьешься! Вот выберемся с Островов, -- я
постарался вложить в эти слова такую уверенность, которой вовсе не
испытывал, -- чем зарабатывать станешь?
Он дернул плечами.
-- Голова у тебя умная, -- вслух рассуждал я. -- С такой головой на
мануфактуру наниматься -- Искупителя гневить. В монастырь? Ты не
калечный, чтобы монахи пригрели... да и паршивое это дело, монашеская
любовь, они там через одного извращенцы, покарай их Искупитель... В храм
Сестры не предлагаю тем более, сам понимаешь.
Марк торопливо кивнул. Он словно всерьез решил, что сейчас решается
его будущая судьба. Да и я увлекся этой игрой. Надо же, Ильмар
Скользкий, вор из воров, о брошеном бастарде заботится!
-- Есть у меня пара купцов знакомых. Хороших купцов, крепких, -- я не
стал уточнять, что крепость их проистекает из скупки краденого. -- Могу
поговорить, чтобы взяли тебя в ученики. Не насовсем, конечно, подрастешь
-- уйдешь. Заодно подзаработаешь немного. Математике ты хорошо обучен,
не сомневаюсь. Диалекты знаешь. И сам парень крепкий. Если попрошу, тебя
не обидят. Могу сказать, что ты мой сын, -- я ухмыльнулся. -- По
возрасту впритык, но можно наплести. Будет крыша над головой, сыт
будешь. И опять же -- в языках практика, в математике, интересные люди
каждый день приходят, с охранниками сдружишься -- будет с кем на мечах
тренироваться...
Я с таким увлечением начал живописать радости купеческой жизни,
словно сам вырос в лавке, и ушел оттуда по несчастливой случайности.
Марк плакать перестал. Зато спросил:
-- А что же вы... ты, Ильмар, торговлей не занимаешься?
-- Я птица вольная.
Марк усмехнулся.
-- Еще я взрослый человек. Ясно? Меня даже душегубцы боятся, мне
везде приют.
-- Странный ты, Ильмар, -- очень серьезно сказал Марк. -- Я вначале
думал, ты ловкий дурак. Не обижайся!
Ох и приложил! Я проглотил обиду:
-- А чего тут обижаться? Ворье -- оно такое и есть, мальчик. Ловкое,
хитрое, да глупое. Сколько не прыгай, а конец один -- или от чахотки в
руднике, или на мече солдатском.
Марк кивнул.
-- Я о том и говорю. Ты же сам диалекты знаешь. И вообще -- всему
ученый. Я же видел, как ты нож держал...
Я вздрогнул.
-- Воевал я, мальчик. Довелось.
-- Простым солдатам стальной клинок не положен, -- спокойно возразил
Марк. -- Да и не в этом дело. Тебя и впрямь всякие бандиты слушаются, и
стража побаивается. Не силы, ума боятся. Неужели ничего другого не
нашел, кроме как воровать?
-- Воры разные бывают, -- стараясь оставаться спокойным, ответил я.
-- Одни на ярмарке карманы чистят, другие с кистенем по большой дороге
гуляют, третьи дома грабят.
-- А ты этим не занимался?
-- Бывало, -- признал я. -- С голодухи чего только не сделаешь,
парень. Только у меня другое умение.
Марк ждал, и я, почему-то, решился на откровенность:
-- Я то ворую, что уже никому не принадлежит. Думаешь почему Ильмара
Скользкого, о чьей ловкости и фарте песни поют, на виселице не
вздернули?
-- Ты откупился, -- спокойно ответил Марк.
-- Не без того, -- признал я. -- Рассказал кое-что судье, когда
писарь отлить ушел. Только, будь на меня жалоба от какого лорда, не
помогло бы это. А вот -- нет обиженных.
-- Ты грабишь могилы?
Голова у него работала.
-- Не совсем могилы, мальчик. Мертвых тревожить -- гнусное дело.
Знаешь, сколько старых городов по миру раскидано? Пустых, заброшенных.
Городов, храмов, курганов, склепов. Всеми они забыты, никому не нужны. В
склепах тех уже не мертвецы -- тлен, и никому с моего воровства обиды
нет. Найти такие места, древние, непросто, нетронутые -- того труднее, а
уж сделать так, чтоб никого по своему следу не навести... А ты знаешь,
как раньше люди жили? Ты видел когда железные двери? Железные двери в
склеп, где мертвые лежат? Я -- видел. Сил унести не было, а так... сидел
бы я тут.
-- Повезло мне, что у тебя сил не хватило, -- сказал Марк.
-- Значит, повезло, -- согласился я. Мне было очень интересно,
попросит мальчик взять его в подручные, или нет? Я бы на его месте --
попросил. Точнее, я в свое время -- попросил.
-- А почему ты мне это рассказываешь, Ильмар?
-- Это не тайна, Марк. И я не один такой, может удачливее других --
вот и все. Ну, знаю кое-что полезное. Языки древние, например.
Мальчишка молчал. Сейчас он сидел, подтянув колени к груди, опустив
на них подбородок, и, казалось, о чем-то глубоко задумался. Лицо у него
умное, даже под размазанной слезами грязью. Если попросится в
подручные... а ведь возьму, точно возьму! Смышленый, не подлый, да еще
со Словом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18