пусть селяне видят, что он в этом деле кое-что смыслит. Верблюды послушно опустились, а сам он с важным видом сел на землю под низенькой ивой. Люди глазели на него, он – на них. Он понимал, что только его спокойствие может рассеять их подозрения.
Сянцзы сидел недолго. Вскоре со двора вышел старик с лоснящимся лицом, в распахнутой синей куртке. С первого взгляда было видно, что это деревенский богач. Сянцзы решил действовать:
– Отец, есть у тебя вода? Испить бы…
– А!… – Вертя в руке комочек глины, старик испытующе поглядел на Сянцзы, затем, очень внимательно, на верблюдов и сказал: – Вода найдется. А ты откуда?
Сянцзы сам точно не знал, откуда идет, и сказал:
– С запада.
– Там солдаты? – Старик уставился на военные брюки Сянцзы.
– Да, едва ноги унес.
– А с верблюдами на дороге не опасно?
– Нет. Солдаты в горы ушли, кругом спокойно.
– Н-да. – Старик кивнул. – Погоди, воды вынесу.
Сянцзы вошел следом за ним во двор и увидел четырех верблюдов.
– Купи, отец, и моих, соберешь караван.
– Хм, караван. Тридцать лет назад я держал три каравана! Времена нынче не те. Как их прокормишь! – Старик поглядел на своих верблюдов. – Несколько дней назад собрались с земляками погнать их на подножный корм. Но куда ни ткнись – везде солдаты. Как быть?! Держать их летом дома – душа разрывается. Смотри, сколько мух! А станет жарче, появятся слепни! Гибнут самые лучшие верблюды, сущая беда! – Старик сокрушенно качал головой.
– Купи, отец! Отгонишь и моих на подножный корм. А то и вправду летом их заест всякий гнус. – Сянцзы почти умолял старика.
– Да, но откуда взять деньги? В наше время трудно держать верблюдов.
– Дашь сколько сможешь. Мне они ни к чему, пойду в город работу искать.
Старик снова внимательно посмотрел на Сянцзы. Уже не так подозрительно, – как на честного человека, а не бандита. Да и верблюды, стоявшие за воротами, пришлись ему по душе, хотя нужды у него в них не было. Но как ни один книголюб не может пройти мимо редкой книги, а лошадник – расстаться с хорошим конем, так и этот старик, державший когда-то три каравана, не мог равнодушно смотреть на верблюдов. К тому же он знал, что парень отдаст их задешево, а это большой соблазн.
– Эх, дружище! Будь у меня деньги, я купил бы твоих верблюдов.
– Бери! Как-нибудь столкуемся. Старику стало жаль простодушного Сянцзы.
– Скажу тебе правду, парень: лет тридцать назад цена на них была лянов сто – сто пятьдесят серебром, а в такое неспокойное время… Лучше поищи кого-нибудь побогаче!
– Дай сколько можешь! – твердил Сянцзы, он не хотел таскаться с верблюдами по дорогам – того и гляди в беду попадешь!
– Сам подумай! Двадцать – тридцать юаней даже предлагать неудобно, хотя мне и их выложить нелегко. Но такие теперь времена, что поделаешь!
У Сянцзы похолодело на сердце. Двадцать – тридцать юаней? Разве на них купишь коляску! Но надо поскорее отделаться от верблюдов – ведь неизвестно, попадется ли другой покупатель.
– Давай, старик, сколько есть.
– Чем ты вообще занимаешься, парень? Вижу, ты не мастак в этом деле. Где верблюдов-то взял?
Сянцзы рассказал все как было.
– О-о! Так ты вместе с ними спасал свою жизнь! Старик посочувствовал Сянцзы и в то же время успокоился: верблюды вроде бы не ворованные. Скорее трофейные, забытые на войне. В смутное время на подобные вещи смотрят проще.
– Ладно, парень, заплачу тебе тридцать пять юаней. Не хочу душой кривить – это дешево, но больше дать не могу. Мне уже за шестьдесят, и обманывать не стану: это все, что у меня есть.
Сянцзы колебался. Он никогда не упускал случая заработать лишнюю монету, но после всего, что вытерпел от солдат, постеснялся торговаться со стариком, который говорил с ним так искренне и участливо. Да и тридцать пять юаней в руках лучше сотни в мечтах. Жаль, конечно, что так дешево. За трех верблюдов можно бы выручить куда больше. Но что поделаешь!
– Считай, отец, верблюдов своими. Только есть к тебе еще одна просьба: найди для меня какую-нибудь куртку и чего-нибудь поесть.
– Это можно.
Сянцзы залпом выпил холодной воды, взял тридцать пять блестящих серебряных юаней, две кукурузные лепешки, надел белую поношенную куртку, еле прикрывавшую грудь, и направился в город.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Три дня пролежал Сянцзы в одной из харчевен Хайдяня. Его лихорадило, несколько раз он терял сознание, десны покрылись фиолетовыми волдырями. Он ничего не ел, только пил без конца. Потом жар спал, но одолевала страшная слабость. Вероятно, в бреду он все время говорил о верблюдах, о своих трех верблюдах. Люди подслушали и с тех пор Сянцзы стали звать Лото – Верблюд.
Когда он впервые попал в город, его звали просто Сянцзы, будто фамилии у него вовсе не было. Теперь же вообще никто не интересовался его фамилией, поскольку к имени прибавилось прозвище Лото. Сянцзы это не беспокоило. Было только обидно, что он получил за верблюдов всего тридцать пять юаней, да еще кличку Лото в придачу.
Как только Сянцзы поднялся, его потянуло на улицу. Но у самой двери ноги от слабости подкосились, и он опустился на землю. Долго сидел, словно в забытьи, обливаясь потом. Когда же слабость немного прошла и Сянцзы открыл глаза, напомнил о себе голод: в животе урчало. Сянцзы с трудом добрел до продавца пельменей, заказал порцию и снова сел на землю. Отпил глоток бульона – и стало мутить, едва проглотил. Но вскоре горячая жидкость вызвала аппетит, и Сянцзы почувствовал, как к нему возвращается жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70