Место, по которому проходил десять минут назад, может стать
ненадежным, а ярчайшее испанское солнце непрерывно угрожает снежной
слепотой. Может быть, поэтому особенно интересно совершать восхождения
именно в июле. Романтические опасности приятно щекочут нервы, и
единственное, что новоявленные альпинистки знали совершенно точно - в
горах нельзя громко говорить. Вот только как удержаться?
- Лайма! Если ты будешь так копаться, то горы успеют рассыпаться,
прежде чем ты залезешь на них!
- Погоди, не всем же быть такой обезьянкой, как ты, - отвечала снизу
Лайма Орестовна. Отдуваясь, она добралась к своей подруге и огляделась.
- Вот что я скажу, голубушка Сяо-се, - промолвила она, - я все больше
убеждаюсь, что если мы и дальше будем ползти по этому уступу, то никогда
не выйдем ни к одной приличной вершине. По-моему, мы просто ходим кругами.
Час назад снежники были близко, сейчас они тоже близко. Спрашивается, чем
мы занимались этот час?
- Гравилет вызвать? - с усмешкой предложила Сяо-се.
- Ни за что! Взялись идти, так пошли.
Лайма Орестовна вскинула на спину рюкзачок, Сяо-се надела через плечо
моток веревки, которую захватили, чтобы идти в связке, потом очи подобрали
брошенные палки и пошли. Но пройти успели от силы сотню метров. Сяо-се
остановилась и шепотом сказала:
- Кто-то плачет.
Лайма Орестовна не слышала никакого плача, но, доверяя острому слуху
подруги, двинулась за ней. Они вскарабкались на небольшой обрывчик, пройдя
по карнизу, обогнули какую-то скалу, и тут Сяо-се остановилась. Теперь уже
и Лайма Орестовна отчетливо слышала всхлипывания.
Впереди была заваленная осколками скал площадка, а на одном из камней
сидела и плакала девушка. Через мгновение Лайма Орестовна, решительно
отстранив растерявшуюся Сяо-се, подбежала к ней.
- Глупышка! Ну чего нюни распустила? Не надо плакать, слышишь? Хоть и
не знаю, отчего ревешь, а все равно не надо! Ну-ка накинь штормовку. Надо
же, на такую высотищу влезла в легком платьице.
- Не надо, - девушка отодвинулась.
- Не блажи! - приказала Лайма Орестовна. - Тоже мне, героиня,
расселась на ледяном камне, а у самой даже чулочки не надеты. Давай
быстренько поднимайся, а то простудишься. Вот у меня внучка - во что
только пузо не кутает, лишь бы ребенка не застудить.
В ответ девушка упала ничком на камень и отчаянно, неудержимо
расплакалась.
- ...я... у меня... - выговаривала она между рыданиями, - у меня их
никогда не будет... детей... никогда-никогда!..
Она резко поднялась и, глядя покрасневшими глазами сквозь Лайму
Орестовну, сказала неестественно спокойным голосом:
- Знаете, что он мне заявил, когда понял, что детей действительно не
будет? Что он не может оставаться со мной просто так. И ведь он не хотел
детей, а все равно ушел. И другие потом тоже. А теперь я сама ушла, а он
отпустил. И все из-за этого.
- Мерзавцы, - пробормотала Лайма Орестовна.
- Почему же? Вовсе нет. Просто, когда заранее известно, что ничего не
будет, то получается как-то не всерьез. А им это обидно, они же мужчины.
Вот и выходит, что для всех любовь, а для меня так... мелкий разврат.
- Не понимаю! - громко воскликнула Лайма Орестовна, и эхо несколько
раз повторило ее возглас. - Ну скажи, могу я сейчас себе друга найти? Да
сколько угодно! Так неужели он стал бы от меня детей требовать? Ни в
жизнь!
- Вы просто пожилая женщина, а я урод. Вот и вся разница.
- Урод?! С такой-то мордашкой? Значит, так. Зовут тебя как?
- Сатат.
- Собирайся, Сатат, поедешь с нами. Мы с Сяо-се решили бросить
внуков, правнуков и праправнуков и зажить отдельно. Тебя мы берем в
компанию. С этой минуты тебе будет, скажем, шестьдесят лет. Образуем
колонию и отобьем у молодых всех ухажеров. В порядке борьбы с
рождаемостью. Согласия не спрашиваю, все равно заставлю. А вот, кстати,
гравилет. Пока мы с тобой беседовали, Сяо-се позаботилась.
- Спасибо вам большое, - сказала Сатат.
- Сяо-се, вот ты и дождалась большой благодарности, - сказала Лайма
Орестовна, и подруги рассмеялись чему-то еще непонятному для Сатат.

Три женщины шли по гулкой металлической дороге. Справа тянулась
стена, изрезанная проемами многочисленных дверей. Высоко над головой
переплетались какие-то трубы и массивные балки перекрытий. Чмокающий
присосками механизм, наваривающий на потолок листы голубого пластика,
казался уродливой гипертрофированной мухой.
- Очень мило, - говорила Лайма Орестовна. - Тут квартиры, а напротив
деревья посадят. Выходишь и прямо оказываешься в саду. Всю жизнь мечтала.
- А высоты хватит для деревьев? - спросила Сатат.
- Конечно, до потолка двенадцать метров. Я узнавала.
- Лаймочка, ты какую квартиру хочешь? Давай эту возьмем? - предложила
Сяо-се.
- Нет уж. Я выбрала самый верхний этаж. Не желаю, чтобы у меня над
головой топали.
- Я не знала, что у тебя такой тонкий слух, - заметила Сяо-се.
- Все равно, - повторила Лайма Орестовна, - верхний этаж лучше всех.
И стоянка гравилетов недалеко.
- Гравилет можно к балкону вызывать.
- Что ты ко мне привязалась? Просто хочется жить на верхнем этаже. К
звездам ближе.
- А зачем нам вообще жить в мегаполисе? - сказала Сатат. - По-моему,
коттедж где-нибудь на берегу озера был бы гораздо лучше.
- Нет. Теперь на берегу озера не поселишься. Все застроено.
Расплодилось народу сверх меры. Уголка живого нету.
- А заповедники...
- Вот то-то и оно, что одни заповедники остались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15