Мамины слезы его давно не пугают — он привык.
* * *
Звонок в прихожей прозвучал так не вовремя, что Ольга Ивановна сначала решила не открывать — им сейчас не до посторонних. О возможном приходе домой младшей дочки она не подумала — та уже полтора месяца жила у какого-то молодого человека. В первые дни просила маму испечь пирогов и сварить бульончика, утаскивала с собой и вскоре повторяла просьбу. А потом и вовсе перестала появляться — слушать о несчастьях старшей сестры и смотреть на ее опухшее от слез лицо Катерине решительно не хотелось. Ей сейчас особенно нужен был позитивный настрой…
* * *
— Ну что же вы так долго не открываете?!
Полководец, выигравший главное сражение в своей жизни, оперная дива, заключившая многомиллионный контракт с Ла-Скала, кинорежиссер, получивший награду самого престижного фестиваля, показались бы скромными неудачниками рядом с Катей. Она одной рукой держала охапку белых роз, а другой — локоть Сергея, который смущенно рассматривал ветхий коврик у дверей квартиры своей невесты и прижимал к животу бутылку шампанского и коробку конфет.
— Мама, познакомься, это Сергей, мой жених… Сережа, это — моя мама, Ольга Ивановна…
Катя помолчала и, поняв, что без ее вмешательства сцена в дверях будет длиться вечно, прошипела с очаровательной улыбкой:
— Мы могли бы войти в дом?
Только сейчас она сообразила, что совершенно выпустила из-под контроля домашнюю ситуацию. Катя так привыкла, что дома всегда убрано, уютно, в любое время дня и ночи ее ждет полный обед и даже испечено что-нибудь вкусненькое к чаю, что совсем забыла, что из-за Светкиного развода мама в последнее время какая-то не такая. Даже не приставала с расспросами, где это Катерина обитает… И вот теперь все стало ясно — маме было не до Кати и не до дома. Полы грязные, обувь стоит как попало, везде разбросаны тряпки и какие-то детские игрушки… Видно, Светка окончательно вернулась… И Пашка сейчас выскочит, какую-нибудь глупость сморозит… Да, торжественная помолвка явно проваливалась.
— Ой, конечно, проходите… — Ольга Ивановна судорожно вытирала руки о фартук и протягивала ладонь, повернутую для рукопожатия, молодому человеку. Но тот церемонно нагнулся и попытался поцеловать будущей теще руку. Немолодая и сдержанная женщина, продемонстрировав великолепную реакцию, отдернула ее и даже будто отпрыгнула назад. — Да вы что?!.. — На ее лице читался неподдельный испуг.
— Мамочка очень скромная женщина. — Катя продолжала шипеть растянутыми в улыбку губами. — У нас дома просто, без церемоний. Ты, Сережа, разувайся и проходи в комнату, а я с мамой на кухню, что-нибудь приготовим. — Катерина начинала догадываться, что усадить Сергея за обильную трапезу не получится. Она слишком понадеялась на семейные традиции.
— Ой, Катюша, да что же ты не предупредила? Нам гостя и угостить-то нечем.
— Ничего, ничего, вы не беспокойтесь, — вяло протестовал Сергей, пока Катя настойчиво пропихивала его в узкий дверной проем. Наконец жених был усажен в кресло, с которого Катерина предварительно взяла спицы и комок синей пряжи.
— Все никак не хватает времени довязать… А мне так хочется поскорее закончить. Или распустить и начать вязать что-нибудь для тебя?.. — Она очаровательно надула губки, сощурила глазки и приложила клубок к его плечу. — Тебе очень пойдет этот цвет… На вот тебе журнал, правда, он не свежий… Альбом из Третьяковки. Не скучай, мы скоро.
Она чмокнула Сергея в щеку и упорхнула за дверь.
* * *
— Мама, в конце концов, это неприлично. Я первый раз в жизни привела жениха познакомиться с родными, а моя сестра не желает вытереть сопли и выйти из комнаты!
— Катюш, ты несправедлива. Светочке очень плохо, у нее сегодня был ужасный день, неужели ты не понимаешь? А ты могла бы предупредить нас о своих планах.
— А что, и так не понятно — если я не живу дома, значит, я живу с кем-то. Значит, этот кто-то может захотеть на мне жениться! И ему надо будет с вами познакомиться…
Ольга Ивановна лишь тяжко вздохнула, уступая напору своей младшей дочери. Она давно понимала, что рассчитывать на Катино сочувствие не приходится никому: молодая женщина искренне верила, что весь мир крутится вокруг ее драгоценной особы, и до сих пор ничто не могло поколебать этого мнения.
— Я могу быстренько кексик испечь или яблочный пирог… Или, хочешь, картошечки пожарю, лечо открою, грибочки, огурчики. Баночка шпротов есть.
— Мам, ты в своем уме? У него родители чуть ли не академики, а ты собираешься картошку пожарить и миску с солеными огурцами на стол подать! Сколько времени надо на кекс?
— Ну, как обычно…
— Что мне твое «обычно» — я сроду ничего не пекла. За двадцать минут уложишься?
— Кать, опомнись… За двадцать минут я тесто сделаю, потом еще печь почти час.
— Значит, кекс отменяется… Сделай горячие бутерброды.
— У нас нет белого хлеба и сыра, даже плавленого. И свежих помидоров нет — только соленые…
— Да сделай же хоть что-нибудь, наконец!
— Что ты орешь?.. — У Ольги Ивановны сдали нервы, она готова была хлопнуть дверью и присоединиться к рыданиям старшей дочери. Когда начинался очередной скандал с Катериной, она всегда становилась совершенно беспомощной и бестолковой и соглашалась на любые, даже совершенно хамские, требования. — Что я могу приготовить? Хочешь, возьми баночку икры и большую швейцарскую шоколадку — мне пациент подарил, которому я на дому капельницы ставила. Я отложила на Новый год, но если надо — бери.
— Спасибо, мамуля… — Катя как ни в чем не бывало одной рукой приобняла мать, а другой потянулась к двери навесного шкафа, где хранились скромные презенты, иногда перепадающие среднему и младшему медперсоналу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10