Он на секунду застыл, с интересом глядя на меня, затем достал из сумки блокнот. Я нацарапала свой номер, который еле вспомнила, так как на память его учить как-то не было повода. А потом он вырвал листок и написал мне свой.
У него был твердый, размашистый почерк. Ровные, крупные буквы. Кажется, психологи считают, что это говорит о цельности натуры. Что ж, очень может быть.
– Я, кстати, тоже терпеть не могу всю это природу. Люблю Москву.
– Значит, у нас есть что-то общее, – довольно кивнул он.
А я подумала, что еще между нами вот этот странный трепет, который охватывает меня, когда я на него смотрю. Ну, и еще Москва. Уже немало.
Через двадцать минут подошла следующая электричка. На майские они ходили по летнему расписанию, чтобы разместить всех желающих, то есть довольно часто. Двадцать минут – очень мало. Нам их еле-еле хватило, чтобы немного помолчать, выяснить, что мы оба курим, что он читает только исторические книги и журналы про автомобили. И не читает ничего из Интернета, потому что там пишут сплошную ерунду.
– И перед тобой один из легиона тех самых невидимых создателей этой информационной помойки! – гордо объявила я, поймав его недоуменный взгляд.
– В каком смысле?
– Я пишу эту дребедень, – пояснила я, а улыбка не сходила с моих губ. В кармане папиной старой куртки лежал кусочек бумаги с телефонным номером. Жизнь была прекрасна.
– Ты что – журналистка? Ничего себе! – восхитился он.
Я гордо задрала нос.
– А то как же, еще бы. Вот после сегодняшнего дня, к примеру, я могу написать статейку под названием «Она думала, что встретила маньяка, а это был очень даже симпатичный мужчина».
– То есть я могу попасть в историю? – рассмеялся он. – Я так и думал, что мои приключения добром не кончатся.
– Нет, это, пожалуй, не заинтересует читателей. Надо по-другому. «Пьяный художник, заплутавший в подмосковном лесу, был принят местными жителями за маньяка». Да, так гораздо лучше, – задумчиво произнесла я, чем вызвала у Константина новый приступ хохота.
– Сразу видно профессионала, – сквозь смех пробормотал он.
Я меланхолично кивнула. Самая прелесть моей работы заключалась в том, что хоть я сейчас и шутила, завтра заметка с таким названием будет написана. Не факт, что начальница ее примет, но… попытка не пытка.
И тут я услышала ее, приближающуюся издалека с легким металлическим гулом, моего злейшего врага – электричку.
– Тебе пора, – вздохнула я и сжала зубы, чтобы сдержаться и не ляпнуть ничего лишнего.
Он должен уехать, было бы странно и нелепо, если бы он опять остался. И он уехал. Из-за грязного стекла в тамбуре электрички он смотрел на меня не отрываясь, и его глаза были такими же больными и тревожными, как, наверное, и мои. Несмотря на всю нелогичность происходящего, я почувствовала себя так, словно у меня отрезали часть тела – что-то очень важное и нужное. Мы не успели ничего сказать или даже подумать толком, как расстались, и невыносимое чувство одиночества окутало меня невидимым одеялом, через которое все краски начинающегося вечера поблекли и стали почти незаметны. Я поплелась обратно в сторону дачного поселка, совершенно не представляя, что буду там делать и как мне теперь следует себя вести. Ничего не произошло, а я все же чувствовала смутную вину перед Сашей, о котором совсем забыла и которого все равно уже решила бросить. Если еще утром майские шашлыки, Шушера, немилый мне Саша – все это и было моей жизнью, настоящей, подлинной, то теперь моя реальная жизнь растаяла вдали вместе с затихшим гулом электрички, и я осталась в безвоздушной среде, выброшенная вперед во времени. То, что ждало меня на даче, оставалось в прошлом, только это прошлое еще ни о чем не догадывалось.
– О, вот и наша гулена. Где ж ты пропадала? Мы с твоим кавалером уже бычков наловили! – пробасил папа, завидев, как я на ватных ногах доплетаюсь до участка.
– Молодцы, – вяло отреагировала я, стараясь пройти краем дорожки и ни на кого особенно не смотреть.
– Устала? – заботливо поинтересовалась мама. – Сейчас будем обедать.
– Обедать? Я не хочу, – покачала головой я.
– Ты здорова? Ноги не промочила? – забеспокоилась она.
По-видимому, я вечерняя столь разительно отличалась от себя же утренней, что это требовало какого-то пояснения. Но у меня его не было. Не могла же я сказать им, что абстрактный брюнет высокого роста с черными глазами уехал вдаль и я сразу же почувствовала себя совершенно брошенной. Интересно, кстати, что бы они подумали, если бы я действительно так сказала?
– Нет, я в порядке. Это все ваш хренов свежий воздух, я спать хочу, просто умираю, – грубовато сказала я, чтобы все сразу отстали.
И они отстали, положили меня под мою верблюжку и даже демонстративно ходили мимо на цыпочках, чтобы меня не побеспокоить, хотя дача у нас небольшая, и с террасы, где они ужинали, до меня долго доносились раскаты смеха и какие-то крики. Веселье было в разгаре, а я свернулась в клубочек, положив под подушку свой мобильник, и закрыла глаза. Я попыталась вспомнить его лицо, но это получилось у меня с трудом, и он вышел как бы размытый. Отдельно я могла представить его улыбку или его куртку, его ладонь, когда он пожимает мне руку. Я помнила, с какой интонацией он сказал: «Но раз тут оказалась ты, моя поездка имела смысл». Но вспомнить его целиком у меня не очень получалось, а через какое-то время я и вправду заснула.
Наутро воспоминания о моем странном знакомстве не то чтобы стерлись, но определенно померкли, утратили реальность. С нормальной женщиной никак не может произойти ничего подобного.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11