! – шипела и кипела я.
– Что именно? – спокойно уточнил он, не сбавляя шаг.
– Сначала затащить девушку на башню и там целовать, потом пропасть на десять дней и явиться только затем, чтобы сказать при встрече «Я пойду, пожалуй?»
– Нет. Не кажется, – пожал плечами он. Я озверела. Даже предыдущая фраза, произнесенная вслух, стоила мне нескольких лет жизни. Какая сволочь!
– Что, черт возьми, происходит? – заорала я и дернула его за плечо. Он резко остановился и развернулся ко мне. Вдруг я обратила внимание, что он весь тоже кипит от бешенства. Что же ему такое наплела стерва Селиванова? Почему я, дура, не прихожу на работу вовремя?! Соблюла бы трудовое законодательство, Илья ничего не услышал бы про Вашингтон и про мои матримониальные планы. Кретинка!
– Ты и правда хочешь знать? – фыркнул он, аккуратно сняв мою безвольную кисть со своего плеча.
– Да, – кивнула я.
– Ну… Я встречаюсь с девушкой на башне, целуюсь с ней, утром мне приходится срочно лететь на переговоры в Берлин, а когда я возвращаюсь, выясняется, что девушка уже практически уезжает в Америку. Нашла себе принца получше!
– Я вовсе не собираюсь в Америку! – воскликнула я, думая, как именно я убью суку Селиванову.
– Да что ты? И почему же ты не сообщила об этом Лайону? И, кстати, зачем тогда ты так срочно поджаривалась в солярии? На тебе же просто следы ожогов! – добил меня он. Я онемела. А Илья Полянский оглядел меня проницательным анализирующим взором, подбил какой-то там внутренний баланс, скалькулировал неизвестные мне факты, потом кивнул чему-то там внутри себя и скрылся за блестящей сталью дверей лифта.
Я стояла посреди коридора, оглушенная и растерянная. Нелепая, глупая ошибка. Я и представить не могла себе, что он просто уехал куда-то на эту неделю. Но, почему он не позвонил? Ведь мог бы позвонить? А если не мог? Если номер забыл или просто слишком много работал? Или даже подумать не мог, что я за десять дней решусь кардинально изменить курс? Уехал в Берлин. Какая я дура, тут же побежала эпилироваться и загорать для другого. ДЛЯ ДРУГОГО. Да что бы я теперь ему не рассказала, на кого бы не свалила свои поступки – я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ходила в салон, на моей физиономии ДЕЙСТВИТЕЛЬНО следы трудов косметологов. И я никогда не смогу доказать, что это было просто так. Вряд ли в лексиконе Ильи Полянского найдется словосочетание «просто так». Потому что, в отличие от меня он просто так ничего не делает.

Часть 2. American dream
Глава 1. Отольются кошке мышкины слезки
Достоинство – единственное, что есть смысл хранить, когда профукала все остальное. Эту злободневную истину я освоила еще в детстве, лет в семь. Ожидался мой день рожденья, а поскольку в том году я впервые открыла гостеприимные двери школы и по этому поводу испытала самый настоящий стресс, родители решили порадовать меня по-настоящему. Стресс, главным образом, я испытала от неожиданно обрушившейся на меня правды. Меня же ведь очень бережно и аккуратно готовили к началу учебного процесса. Кормили сказками о том, что школа – это чудесное место, где с детьми весело играют в догонялки и лапту, а после уроков кормят пирогами. Я же в своих мечтах довела эти сказки до абсурда, решив, что уроки будут чем-то типа циркового аттракциона, где нам вдобавок еще разрешат лично погладить всех тигров, львов и медведей. Каково же было мое удивление, когда учительница молча забрала у меня огромный букет гладиолусов, провела в заставленный маленькими партами и стульчиками класс, где предложила сесть и замолчать на сорок пять минут.
– Сегодня мы проверим, кто из вас знает алфавит, – радостно объявила она и стала пытать нас со всем пристрастием Малюты Скуратова. Радости жизни, связанные с алфавитом, счетными палочками и рисованием достали меня еще в садике, так что я почувствовала себя преданной и беспардонно обманутой.
– Ну как? – с волнением поправила мне бантик мама, когда я вылетела на школьный двор.
– Что как? – насупилась я.
– Как прошел первый день? – рассерженно уточнила она.
– Пожалуй, неплохо, – прикинув, ответила я.
– Ну и слава Богу, – передохнула мама, которая, зная меня, видимо, хорошего не ждала. И правильно. Потому что я не закончила.
– Но одного раза вполне достаточно. Пожалуй, я больше туда не пойду, – глубокомысленно выдала я комментарий, ясно давая понять, что хорошенького помаленьку. Мама онемела. Весь вечер на семейном совете шепотом решали, как привить мне любовь к знаниям. Ничего лучше, чем заверить меня, что все будет хорошо и что когда-нибудь я все пойму и еще скажу им спасибо, они не придумали. На следующее утро меня, хныкающую и упирающуюся, снова сдали «учительнице первой моей». Я решила выяснить все обстоятельно и обратилась за консультацией к внушающей доверие огромной пожилой даме, которая работала уборщицей. На мой вопрос «Доколе?» она вздохнула, отставила на минуту швабру и обстоятельно объяснила мне, что, во-первых, ходить или не ходить в школу – вопрос даже не риторический. Ходить придется. Сколько? Как минимум, лет восемь, но если я хочу попасть в институт, то все десять. Что такое институт? Примерно то же самое, что и школа, только еще хуже. Во-вторых, ученье – свет, а неученье – тьма, чему она сама лучший пример. А в-третьих, жизнь вообще несправедливая штука. В прострации я вернулась в класс и просидела там до конца занятий. Десять лет! Наверное, такое же чувство испытывает подсудимый, выслушивая приговор в зале суда.
– Как вы могли? – с болью в голосе спросила я папу, когда тот с опаской встретил меня у школы. – Десять лет, это же невозможно.
– Все не так страшно, – попытался отмахнуться папа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93