Вообще, она давно замечала, что не нравится доктору. За внешней мягкостью и любезностью манер, которыми Отличался Валентин Михайлович, таилось тщательно скрываемое недоброжелательство. Почему? Маргарита не знала ответа. Может быть, доктор презирал бедных воспитанниц и приживалок? А может, он догадывался о чем-нибудь? Так или иначе, их отношения всегда носили весьма прохладный характер.
Литвиненко беспокоило состояние друга. Сильная простуда подкосила его. Сказались переживания последнего года, опять напомнило о себе сердце. Прозоров злился на себя и весь белый свет.
Он не привык чувствовать себя беспомощным. Поэтому он пребывал в великом раздражении, которое усугублялось временным отсутствием прислуги и беспорядком в доме. Маргарита сразу поняла все и взялась за дело, определив себя и в кухарки, и в горничные, и в сиделки.
Доктор ушел, оставив девушке указания по уходу за больным. Прошло несколько дней, Прозоров быстро шел на поправку, но, несмотря на это, стало ясно, что на Рождество им придется остаться в Петербурге. Маргарита тайно ликовала, а Прозоров просто выходил из себя.
– Ты хочешь сказать, что я не доеду до своей усадьбы? – сердито спрашивал он Литвиненко. – Что моя дочь в первый раз в жизни будет встречать Рождество без отца?
– Полно, полно, Платон Петрович, не кипятись! До Цветочного, может, ты и доедешь, да там опять сляжешь. Испортишь молодым праздник. Не забывай, что у Варюшеньки твоей теперь муж есть, так что лежи уж тут, здоровей будешь. А то удумал! Только очухался – и в дорогу, в мороз!
Прозоров недовольно засопел, но про себя он был согласен с доводами друга. А ну как и впрямь вместо праздника причинит дочери-инвалиду лишние хлопоты.
– Маргарита Павловна, спасительница моя, хоть ты останься пока в доме! Одному ужас как тоскливо! – Прозоров просительно взял Марго за руку. – Валентин Михайлович к нам присоединится – вот и компания, так ведь, Литвиненко?
Доктор вяло кивнул, общество Маргариты его явно не привлекало.
Так или иначе, в Цветочное послали телеграмму, и Маргарита осталась на Рождество на Казанской. Хоть она и проводила последние десять лет праздники в этом доме и жила здесь подолгу, сейчас все стало необычным. Дом был пуст без шумной и веселой Варвары. На самом деле Прозоров даже и не подозревал, что так тяжело будет ему без Вари. Он один вырастил ее с малых лет.
Они были большими друзьями, каждый чувствовал и понимал другого с полуслова. И теперь, в ее отсутствие, он непроизвольно тянулся к Маргарите, видя в ней близкого и родного человека.
Девушка понимала, что происходит в душе Платона Петровича, и всячески старалась скрасить его одиночество. Тем более что чувство вины перед ним за покалеченную дочь грызло ее постоянно. Маргарита окружила Прозорова такой нежной заботой, на которую только была способна ее почерневшая душа.
До Рождества оставалось несколько дней.
Дворник принес и поставил в гостиной большую, до потолка, пушистую ель. По всем комнатам распространился ее упоительный аромат. Прозоров уже был на ногах и с жадностью набросился на работу, с которой его разлучила простуда.
Марго хлопотала вокруг елки, украшая ее с фантазией и вкусом. Из Цветочного пришел ответ – Гривины сокрушались, что встретят праздники одни.
Весь город готовился к встрече Рождества, а там и Новый год подоспеет. Витрины магазинов и лавок зазывали покупателей своим изобилием. Богатые магазины привлекали горящей световой рекламой, некоторые гордо светились стосветными лампами «Осрам». Повсюду пестрели разноцветные гирлянды из лампочек; звезды, яркие фонари, придавали сумрачному Петербургу таинственный и сказочный вид. Горожане готовились к балам, банкетам, визитам и прочим приятностям.
В неимоверных количествах покупались подарки, лихорадочно шились новые наряды, почтальоны сбивались с ног, разнося пуды поздравительных посланий. Маргариту завораживал бурлящий Невский проспект. Мимо нескончаемой толпы, спешащей по торцовым тротуарам, проносились лихачи с состоятельными седоками: «Па-ади-берегись!». Разночинный народ, как сельди в бочке, набивался в темно-синие вагоны конки, которые тащили по рельсам лошади-трудяги. Покупатели с тугими кошельками толпились в Гостинном дворе, Пассаже, в Английском магазине, модном «Александр», меховом Мартенса, дорогого белья «Артюр». Публика попроще довольствовалась более скромным и дешевым товаром с Александровского или Апраксина рынков.
В этой предпраздничной суете Марго забежала в свой домик на Васильевском проведать Аграфе-; ну Тихоновну и передать ей гостинцев от Прозорова. Там-то и ждал ее нарядный конверт, надписанный знакомой любимой рукой. Марго долго не решалась его открыть. Наконец, собравшись с духом, она прочитала письмо, где помимо поздравлений, были и следующие строки:
"Милая! Я долго думал, благо размеренное течение нашей тутошней жизни позволяет это. Рок!
Фатум! Вот что предопределило ход событий. Мы должны покориться судьбе, она пугает меня своей беспощадностью. Пусть будет, как будет. Наши чувства не умерли, они просто ушли очень глубоко. Наша любовь навсегда останется с нами, но она не должна стать тайными оковами для нас обоих. Поэтому, ты свободна в своих действиях и должна позаботиться о себе. Для меня не будет большей радости узнать, что ты счастлива и благополучна! Навеки твой Д. Г.".
Маргарита перечитала письмо и задумалась.
Что она чувствовала? Боль, гнев, досаду? Нет, кажется, все умерло. «Пусть будет, как будет».
И письмо полетело в печку, где тотчас обратилось в жалкую кучку пепла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75