Я ей, мол, возьмите, сколько надобно, денег и закажите все, что считаете необходимым. Что я смыслю в подобных деликатных материях? Она же мне отвечает, если бы у девочки была мать, то непременно поехала бы вместе выбирать да примерять, это же целое событие, покупка нового белья и гардероба! Отец же, то есть я, мало уделяет дочери внимания. Она тоскует, дуется, капризничает. Пришлось убивать время, сопровождать их обеих по лавкам и магазинам. Но, к сожалению, гувернантка наша права, и для Веры это оказался настоящий праздник! Она давно не выглядела такой веселой!.. Теперь приходится вникать в каждую мелочь, в каждый пустяк! Считать каждую копейку, иначе оберут до нитки!
А счета, Бог мой, домашняя бухгалтерия – это кромешный ад! Деньги уплывают черт знает куда! Словом, жизнь моя превратилась в сплошной кошмар, бывает, что иногда по несколько дней не переступаю порога кабинета, не беру пера! А ведь для художника это болото, медленное умирание!
Вениамин Александрович расстроенно махнул рукой. Оля не заметила, как перестала смущаться. Она ловила каждое слово Извекова и недоумевала.
– Вы, Вениамин Александрович, оттого в таком состоянии пребываете, что, как говорится, упали с небес да на землю.
Когда мы с папенькой осиротели, в нашем доме мало что изменилось из того, что относится к хозяйству.
– Ваш отец замечательный человек и талантливый доктор. Его профессия понуждает его к порядку и дисциплине везде и всегда. Да и вы вполне взрослый человек, можете сами вести домашнее хозяйство, в отличие от моей Веры, которая еще долго будет ребенком.
От разговоров Извеков разволновался, впал в раздраженный тон, лицо его слегка покраснело. Оле опять стало неуютно.
К чему этот рассказ? Как странно слышать жалобы подобного рода от кумира читающего Петербурга!
Вениамин Александрович словно угадал ее мысли.
– Вам, наверное, кажутся нелепыми мои стенания. Но ведь вы близкий нам человек, вам можно говорить о сокровенном. Вы были ей подругой, нет, скорее, сестрой. Я знаю, она любила вас, вы не должны покидать нас!
– Но я… – Оля хотела сказать, что и не собиралась оставлять дружбы с семейством, просто из деликатности не хотела навязывать свое присутствие.
– Знаю, знаю, что хотите сказать!
Дружеское участие и все такое. Нет, этого недостаточно, чтобы разогнать мою тоску!
Пустота, кругом пустота, в доме! В душе!
Как страшно, когда уходит любовь, а ведь она потихоньку исчезает. Сегодня я уже не могу припомнить черт любимого лица, завтра – звука голоса или шагов. Господи, как это мучительно!
– Но разве любовь не живет вместе с памятью? – чуть слышно пролепетала Оля, потрясенная неожиданным страстным откровением.
– Да, память сохраняет образ прежних чувств, но человек так устроен, что живое тянется к живому. Плоть жаждет плоти, и одно не противоречит другому, иначе бы и жизнь остановилась.
Оля замерла. Извеков смотрел ей прямо в глаза, не мигая. Они стояли рядом, их разделяло несколько шагов. Ее затрясло. Сострадание, которое она только что испытывала, исчезло, уступив место другому чувству. Девушка не знала его прежде, но поняла тотчас же, что это страсть, чувственная страсть… В этот миг она жаждала только одного – чтобы его губы прикоснулись к ней". И он поцеловал ее так, что закружилась голова. Ноги стали ватными, она уподобилась тряпичной кукле в опытных руках кукловода.
На полированной крышке «беккеровского» рояля в изящном обрамлении стоял портрет покойной хозяйки дома. Чуть улыбаясь, Горская взирала на мужа, исступленно сжимающего в объятиях молодую девушку.
Глава 16
Молодой Бархатов в величайшем возбуждении примчался спозаранок к матери.
Достойная родительница, разведясь с Бархатовым-старшим, сочеталась вторичным браком, но сына своего оберегала от невзгод, помогая советом и деньгами.
– Ты что как угорелый, я только с постели, – недовольно произнесла мать, зевая во весь рот.
– Да неужто я могу спать, зная такую новость! – выпалил Юрий, трясясь как в лихорадке, и поспешно приложился к подставленной для поцелуя щеке.
– Ты о чем? Думаешь удивить меня рассказом о женитьбе твоего папаши, этого старого сатира, на юной нимфе? – Она опять зевнула. – Полно, дружок, это не новость! Я уже знала, чем дело кончится, как только этот жадный и отвратительный Бленнингельд попал в паутину долгов к Бархатову.
– Но это так аморально, так некрасиво, неприлично! – продолжал горячиться молодой человек.
– Разве? – Мамаша деланно удивилась. – Подобные, с позволения сказать, браки теперь сплошь и рядом. Давай-ка выпьем чаю, ты успокойся и послушай, что тебе посоветует твоя любящая мать, ведь ты за этим прибежал ко мне, не так ли?
Она размашистым жестом позвонила в колокольчик и приказала подать чай.
– Вот что, я понимаю, тебя беспокоит вопрос наследства, и это естественно. Зная своего бывшего супруга как облупленного, скажу тебе, что теперь тебе нельзя ему перечить, громогласно стыдить его или клеймить его выбор. Ему шлея под хвост попала… Но я не об этом. Ты должен смирить свои гордыню и обиду, спрятать подальше семейную честь и выразить папаше свою радость по поводу его бракосочетания. Дескать, как хорошо, что он еще столь здоров и в силе, что выбрал такую молоденькую женщину. Ну а далее, подберись поближе к самой красотке. Подозреваю, что она неглупа и имеет хватку, коль согласилась на подобное замужество.
И это опасно! Но ты не робей. Ты сведи с ней знакомство, дружбу, да как можно ближе.
– Мамаша, как вы можете советовать такое! – Черные брови Юрия выгнулись.
– Ах, оставь эти глупости! Будь же взрослым! Сейчас речь идет о твоей будущности, не прохлопай наследства!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69