«Ты — истинная дочь моя!» Ибо в этот миг Совейз была плоть от плоти его и кровь от крови.
Однако в городе Шадме, видимо, забыли о том, что существует Нижний Мир — или полагали себя тоже причастными к племени демонов, как и жителей Драхим Ванашты. (Что являлось грубейшей ошибкой.)
Поэтому сын Жадреда взглянул на грозящую ему девушку лишь с веселым изумлением.
— Я полагаю, те, первые чары все еще действуют? — вопросила Совейз прежним тоном. — Ничто не может нанести вреда вашему племени — ни огонь, ни сталь, ни камень, ни кость?
— Да, моя сладенькая. Ничто из этого.
— Равно как и солнце безвредно для вас, ибо вы — полукровки?
— И снова да. Его лучи не опалят нашей кожи, хоть мы и не любим этот сверкающий шар, ибо он — уродливая ошибка богов.
— А как насчет ваших собственных теней? — спросила Совейз, и голос ее был полон яда и меда.
— Смотри, — сказал юноша и поднял руку так, что ее тень четко обрисовалась на неровной поверхности барельефа. — У нас есть тени. Только совсем не такие, как у людей. Нам нельзя повредить, ткнув в нашу тень кинжалом или отрезав ее от наших ног. Можешь попробовать, если хочешь.
— В таком случае, возможно ли вообще убить вас? — задумалась Совейз. — Есть ли у вас уязвимые места?
— Ах, — рассмеялся юноша, — не утруждай свою прекрасную головку такими рассуждениями. Подумай лучше о том, что я вскорости сделаю с тобой.
Смеясь, он взял ее руку, поцеловал, а затем лизнул гладкую кожу.
Совейз и не подумала вздрогнуть или вырваться. Чем увереннее в себе эти полутрупы, населяющие Шадм, подумала она, тем легче с ними будет справиться. Юноша, который, конечно же, не мог читать ее мысли, рассеялся еще громче.
— Подумать только, какая невозмутимость! Дорогой отец, за эту добычу я уделю тебе кусок со своего стола и накормлю своими руками!
Дрожь прошла по телу Жадреда. Он согнулся еще почтительнее, и только жуки и маленькие могильные черви, из которых состоял ковер в этом шатре, могли видеть, как загорелись глаза старика. Он был просто счастлив.
— О, — сказала Совейз. — Так вы и людей кормите человеческим мясом? А мне он, помнится, говорил, что не изверг.
— А мы все не изверги, — ответил юноша. — И потому не можем оставить голодными наших слуг и гончих. Они едят не хуже нас, поверь мне. Но человечьего мяса им перепадает редко, лишь в виде большого лакомства. Этот вожделеющий твоей плоти старик сейчас чуть ли не умирает от счастья, полагая, что я уделю ему кусочек от тебя. Но ему достанется иное кушанье. А тебя я приберегу для себя и своей любимой сестры.
Сборище умертвий расхохоталось, а юноша повел свою жертву мимо светильников и плит, в самый темный угол шатра. Здесь, наполовину врытая в землю, стояла дверь, из которой открывался ход вниз, под город.
Еще во времена человеческого правления под Шадмом уже была прорыта целая сеть подземных переходов, и умертвия беспрепятственно перемещались по ночам туда, куда хотели. Теперь же этот лабиринт сильно увеличился и обрел множество новых лазов, ведущих ко всем площадям города.
В подземелье не горел ни один факел, здесь было темно и влажно, но юноша прекрасно ориентировался в кромешной тьме. Однако ведя за руку свою жертву по извилистым тоннелям, он обнаружил, что девушка видит в темноте лучше, чем кошка. Вслед за ними отправился один из присных Жадреда, гнусное обезьяноподобное существо — то ли охранять пленницу, то ли в качестве свиты правителя. Так, следуя за умертвием и слыша тяжелое дыхание мерзкого существа за спиной, Совейз прошла по тоннелям и поднялась по небольшой пологой лестнице. Юноша вывел ее из-под земли на другой конец города, к большому, украшенному множеством колонн дворцу на берегу реки.
Этот дворец совсем не походил на дом, который упоминал в своем рассказе старик. Казалось, над ним прошел ураган. Штукатурка осыпалась, каменная кладка покрылась сетью трещин, а в одном месте и вовсе проломилась. В немногих уцелевших окнах были вставлены красные стекла, и за ними жутким фосфоресцирующим светом горели огромные лампы, так что прямоугольники красного света ложились на мостовую. Войдя в дом и поднимаясь по скрипучим лестницам на верхний этаж, Совейз увидела, что все комнаты этого дома заполняли живые уродливые статуи с перекошенными лицами и горящими фосфором глазами.
— Не бойся их, — сказал ей юноша. — Это наши дети, рожденные от людей. Они слабы и почти лишены нашей крови. Хотя человечье мясо любят ничуть не меньше. Но в них мало красоты и силы. Мы позволяем им иногда бывать с нами. Это нас развлекает.
Сын Жадреда привел ее в комнату, лишенную окон и почти лишенную обстановки, за исключением огромной кровати, спрятанной за парчовым пологом. Юноша прикрыл за собою дверь, оставив обезьяноподобного стража снаружи и проговорил:
— Сними свое платье, чтобы я мог увидеть плоть, которой жажду вкусить с новым заходом солнца.
Совейз снова улыбнулась ему, и что-то в этой улыбке показалось умертвию странным, потому что он нахмурился и повторил свой приказ куда грубее.
— Как пожелаешь, мой повелитель, — ответила Совейз.
Она расстегнула свое платье у ворота и вынула руки из рукавов. Ее белое одеяние скользнуло по телу и упало к ногам. Глазам повелителя живых мертвых открылось странное зрелище.
— Наваждение, — пробормотал он насмешливо, но все же отступая на шаг. — Этим ты меня не запугаешь.
Перед ним, чуть покачиваясь на огромном чешуйчатом хвосте, стояла женщина с телом змеи. Синие глаза превратились в желтые горящие щели с вертикальными зрачками. Чудовище улыбнулось и проговорило:
— Прости мне, мой возлюбленный. Как могу я создать иллюзию, которую ты не распознал бы тотчас же?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47