Ради маскировки он заставлял его плотно бинтовать грудь, доставал ему лекарства, которые при регулярном приеме уменьшали эти женские признаки и делали гуще пушок на безбородом лице. Учил должным образом ходить, стоять, сидеть, говорить и вообще быть. Ральднор без конца, с молчаливой ожесточенностью, повторял и повторял свои инструкции — и Эмел на примерах убедился в своем несоответствии. Ему было противно девчоночье имя Мелла. Он ненавидел Ральднора и ненавидел Кесара, причем Кесара даже больше, потому что когда-то любил его. Но теперь все это отдалилось — уроки, ненависть, лекарства, перевязки и маскировка. До слез уставший, Эмел хотел лишь одного — домой, в Иоли. Его уже не привлекала роль мужчины и короля.
Однако ее требовалось исполнить именно сейчас — намного раньше, чем рассчитывали.
Сперва он впал в неуправляемую истерику, но Ральднор отвесил ему три звонкие пощечины, и Эмел притих, понимая, что никто ему не поможет. Хлюпая носом, он стал делать все, что ему велели, и делать хорошо.
А Ральднор даже не похвалил его.
Дома вдоль Дворцовой площади, которые сейчас превратились в городские казармы кармианцев, тоже пробудились. Люди толпились во дворах, заполняли каждый клочок свободного пространства — залезали на стены, деревья, крыши и временные стойла для зеебов. Это была шансарская традиция — общие собрания. В просторных залах Истриса она была вполне уместна, но здесь огромное количество солдат сгрудилось так тесно, что об удобстве и речи не шло. Факелы дымили, холод пробирал до костей. Воздух, казалось, уплотнился от тяжелых запахов, ссор и ругани. В пять минут страсти накалились до предела — все ждали, что же произойдет.
Внезапно во дворе появился лорд-наместник с телохранителями и каким-то слугой, укутанным в плащ. Двое или трое стоящих ближе удивились, разглядев под капюшоном лицо большеногой любовницы из Иоли.
Ральднор не был Кесаром и не пытался ему подражать. Но он понимал, что поздний час и ужасающая давка уже сделали за него полработы. Он знал также, что сейчас его войска превратились в толпу, а толпой легко управлять.
Его шумно приветствовали — кричали, аплодировали, колотили кулаками в щиты и копьями в булыжную мостовую. Солдаты любили Ральднора, ведь он всегда поощрял их, доставлял им вино, шлюх и деньги, позволял им буйствовать и называл молодцами и опорой родной земли. Когда он говорил, они внимательно слушали, ибо Ральднор всегда говорил то, что им было приятно слышать.
Сейчас эм Иоли начал с того, что Кесар — тот самый Кесар, который не позаботился обеспечить свою армию провиантом, — отзывает ее командующего в Истрис. Солдатам это не понравилось, и они выразили свое несогласие громким шумом. Поблагодарив их, Ральднор перешел к объяснению, почему он решил не ехать — очевидно, Кесар раскрыл его секрет. Что ж, рано или поздно это должно было случиться. Он, Ральднор, все последние годы ходит по лезвию меча, разумеется, во имя справедливости.
Рассуждая, Ральднор заметил, как по рукам ходят чаши с вином, «чтобы не мерзнуть». Они были уже готовы и ждали продолжения, как дети, слушающие сказку.
Он зацепил их — не своим обаянием, но неким чутьем. Ральднор выложил им все про регентство и чуму, про заговор против принца-короля Эмела и собственный бунт, когда он не захотел убивать ребенка. Он описал им план спасения и даже порадовал той подробностью, что всегда возил Эмела с собой, переодетым в женское платье. Он не сказал лишь, что в ближайшем будущем эта хитрость грозит обернуться провалом в некотором общем смысле, оставив за скобками оммосские ножи.
Этот Эмел, символ старого шансарского правления, был препятствием и всегда им оставался. Но и сам Ральднор имел смешанную кровь, а здесь, в Ланне, любовный роман Кесара с армией раздражал даже Висов. В конце концов, суеверное отношение к обладателям белой кожи и светлых глаз и волос должно было склонить чашу весов.
Что бы ни менялось, Ральднор по-прежнему оставался тем приспособленцем, который добрался до грязного Ксаи и бросил кости на стол перед Кесаром. Он был умным и проницательным человеком, но именно его ум и проницательность порой не давали ему видеть и понимать.
— Господа, — сказал он, обращаясь к нестройной толпе головорезов, теснящейся перед ним. — Я в ваших руках. И истинный король Кармисса тоже в ваших руках. Мы зависим от вас, от вашего понимания чести, вашей любви к родине, ваших верности и милосердия.
Затем он обернулся к закутанной фигуре, стоящей у него за спиной, и произнес так, чтобы все его слышали:
— Не бойтесь, мой повелитель. У этих людей благородные сердца. Они не принесут вам вреда.
Плащ упал. Рядом стоял Эмел — послушный, забывший о сценах. Совсем юный, с чистым лицом и подрезанными волосами, в приличной мужской одежде. Его побежденный страх обернулся гордостью. В мареве чадящих факелов и винных паров он ничем не напоминал Меллу — наоборот, походил на своего отца-короля. Визгливый же голос юноши не мог никого смутить, ибо Ральднор не дал им возможности его услышать.
— Перед вами — Эмел, сын Сузамуна, — провозгласил Ральднор и преклонил колено у его ног по старинному обычаю кармианских Висов.
Последовало долгое-долгое молчание, во время которого эм Иоли смог перевести дух. Затем один за другим, группа за группой, отделение за отделением, все двухтысячное войско разразилось аплодисментами.
Новый наместник, присланный Кесаром, в сопровождении тридцати человек вошел в ночной Амланн, не заметив на улицах никакого беспорядка. Городской гарнизон бодрствовал и был неплохо организован, в отличие от безобразия в порту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181