А потом мы очутились в отеле. Я почти не помнила дороги. Сэнд Винсент сам открыл дверь и занес меня в комнату. Включил бра. Потом он приподнял меня и положил на кровать. Я вешу всего сто семь фунтов, так что это не составило для него труда. Я, как идиотка, до сих пор была в темных очках, и он снял с меня их, а потом и туфли.
— Тебе нужно уснуть, — проговорил он. — Тогда все пройдет.
— Сэнд.
— Да?
— Ты очень добр.
— Я не оставлю тебя, если ты об этом, — пообещал он.
— Я хочу… Мне нужно побыть одной.
— Тогда я подожду в коридоре. Но дальше коридора не уйду.
— Пожалуйста, Сэнд. Я позвоню тебе завтра.
Завтра я буду на плато Молота. Сэнд не сможет проследить, куда я отправлюсь из Брейда. Страна велика.
Зачем я вообще поехала? Разве это важно? Теперь надо еще подписывать бумаги Борову Коберману, а то он станет преследовать меня с хрюканьем. Ему очень хочется, чтобы я оказалась такой же жадной до денег свиньей, как и он. Нет, я приехала сюда лишь потому, что Касси высунулась из могилы и позвала меня.
— Я подожду в коридоре.
По дороге с кладбища между нами установилась странная безмолвная связь. Мы были как две разных кислоты, чьи испарения смешивались.
— Возьми стул.
— Я вынесу его в коридор.
— Не стоит.
Он сел. Я закрыла глаза, чтобы не видеть, как он изучает меня. С опущенными веками комната была пустой. Это не тетушка Касси заставила меня приехать — этого захотела я сама.
О да, я знала, что собираюсь совершить. И я знала, что становлюсь сильнее. Мой пульс превозмог экстракт купороса, впрыснутый мне в сердце драгоценной тетушкой. Но я чувствовала и иное биение — еще слабое, мягкое, полусонное. Оно возвращалось из неизвестности, где таилось до времени.
Волнение. На что это похоже? Оно заполняет всю меня. Это похоже… Я не знаю, на что оно похоже в этот раз. Спиртное, наркотики, секс, религиозный экстаз — ничто в сравнении с этим . Когда мне было тринадцать, когда… когда я стала иной, мать водила меня на собрания возрожденных христиан. Христос сделался весьма популярен в Восточном. Подмечено, что колонисты вообще склонны воскрешать старые обычаи Земли — одежду, обстановку, веру — словно в поисках некого якоря в жизни. Но при этом обычаи казались свежими и неожиданными, новыми для новых планет, как если бы колонисты сами их изобрели. В церкви Возрожденного Христианства, сложенной из все тех же медных блоков, мать крепко держала меня за руку, и я видела людские лица, озаренные внутренним огнем — взрыв динамита, заточенный в стекло. Можно было поймать, уловить это напряжение, один восхитительный миг держаться на грани экстаза, а затем снова упасть туда, откуда взлетел…
— Сэнд, — пробормотала я. Он вздрогнул и посмотрел на меня. Я могу лежать так неподвижно, что кажусь не просто спящей, а умершей. — Я хочу принять душ.
Его глаза светились изнутри.
— Да, — кивнул он и откинул голову на спинку стула.
Что-то изменилось между нами. Он не спросил меня, чем может помочь — он уже чувствовал это.
Я вошла в душ, сняла платье и белье, пустила воду. Скомканное письмо Касси полетело в жерло биотуалета.
Сквозь тугие струи душа я оглядела себя, свое тело. Оно будет весьма желанным для Сэнда. (Шлюхи делают это за плату, Сабелла). Кулон на моей шее на цепочке белого металла толщиной с волос сверкал и пульсировал, хотя обычно эту пульсацию замечаю я одна.
В номере при всей его неопрятности было тепло. Я выключила воду и вышла из душа, тихо позвала его по имени, и Сэнд вскочил, повернулся и увидел меня. В первое мгновение его реакция была двоякой: возбуждение и нервозность. Совершенно нормальная человеческая реакция. Я была прекрасна, и я пугала его.
Я подошла, сняла с него куртку. Стала расстегивать его рубашку — медленно, медленно…
— Сабелла, ты уверена, что… — прошептал он. И более ничего — ибо ему пришлось делать то, что подобает делать приличному юноше в подобной ситуации. Животная часть человеческого естества вынуждала его дрожать всем телом, как дрожала я прежде, когда он прикасался ко мне. Он прижал ладони к моим щекам, затем наклонился и поцеловал меня, и поцелуй его был долгим и медленным. Нечеловеческое проснулось и уже подталкивало его к тому, что задумала нечеловеческая часть моего естества. Он несколько раз повторил мое имя, пока целовал мою шею, мои плечи, припадал губами к моей груди. Камень скользнул ему на щеку. Порой, растянувшись на земле в волчьих холмах, парни, сбитые с толку белым сверкающим камнем, спрашивали у меня: «Детка, это что, поддельный бриллиант?» Но Сэнд стряхнул кулон со своей щеки.
А потом мы очутились в постели. Его кожа была гладкой и восхитительной. Его чресла налились безумным огнем страсти.
В этот момент я всегда переживаю за любовников. Даже оказавшись в постели с настоящими скотами, я всегда стараюсь осчастливить их. У меня есть на это свои причины. А я — я никогда не достигала настоящего блаженства, ни прежде, ни с Сэндом. Ощущение прикосновений, объятий, физического возбуждения и всего остального, что исходит от партнера… Однако как ни сладка прелюдия, это всего лишь прелюдия. Сэнд двигался во мне, ускоряя и замедляя ритм. При всем своем безразличии я все же понимала, что он был умелым любовником.
— Сабелла…
— Дорогой, сейчас мы кое-что сделаем, — прошептала я. — Тебе понравится…
— Все, что хочешь… Все…
Этот прием я отработала до совершенства. Мы немного повернулись, и он, задыхаясь, рассмеялся, когда я оказалась сверху. Наши тела оставались слитыми воедино, но прекрасный ритм его страсти был сломан, уступив место иному ритму.
Под моими пальцами змея скользнула дюйма на два вверх по его шее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49