Его рука стала расстёгивать ей блузку. Уверенно, бесцеремонно. Потом одним махом сдвинула вниз лифчик и кровожадно впилась в грудь.
Почувствовав на мгновение, что её держат не так крепко, как прежде, Алёна саданула Бориса локтём, рванулась вбок и, выскочив из "Жигулёнка", опрометью бросилась в лес. Мокрые после дождя ветки хлестали её по обнажённой груди, лицу;
Царапал ноги валежник, но топот преследователей подгонял Алёну точно хлыстом, не оставляя времени на какие-либо раздумья, и она неслась вперёд, позабыв обо всём на свете. Но впереди были всё те же деревья и всё та же безнадёжность.
Неприспособленная для таких кроссов юбка угрожающе затрещала и пошла по шву;
Высокие каблуки поминутно проваливались в рыхлый грунт. Силы девушки таяли, во рту появился противный солоноватый привкус, а шум погони раздавался меж тем всё ближе и ближе. Нет, не уйти. Ноги у Алёны подкосились, и она кубарем полетела в траву. Разом навалилась усталость. Боже, что теперь будет? Алёна закрыла лицо руками: Дурной сон становился явью. На неё навалились тела преследователей, раздался треск раздираемой юбки. Алёна почувствовала, как с неё срывают трусы. Чьи-то услужливые руки развели ей колени в стороны, и она ощутила между ног влажную головку мужского члена.
Она не сопротивлялась: лежала, беспомощная, покорная, и тихонько поскуливала. Её голый живот и ляжки были задавлены мощным телом Бориса. Кряхтя и отдуваясь, парень усиленно работал бёдрами, то вгоняя свой хуй чуть ли не до основания, то едва не выпрастывая его наружу. Продолжалось это целую вечность. Наконец Борис охнул, обмяк, и Алёна почти физически почувствовала в себе его мерзкое семя.
Неожиданно вспомнилась идиотская шутка: если изнасилования не избежать, расслабься и получи удовольствие.
За Борисом были все остальные. Дима, когда подоспело, вынул свой член и спустил Алёне прямо в лицо: Джон был очень спокоен, флегматичен и действовал уверенно, деловито. А блондин, наоборот, нервничал, мелко суетился, сморкался, дохал: Потом её потащили обратно к машине. Приволокли и бросили, забыв на время.
Развели костерок и устроились вкруг него, пустив по кругу новую бутыль коньяка.
Алёна чувствовала себя опустошённой, раздавленной, разбитой. Дико трещала голова, ужасно ныло всё тело. Отвращение и стыд нестерпимо давили на виски.
Мучительно хотелось заплакать, но слёзы почему-то не шли. Её терзал жуткий животный страх, какого она отродясь не испытывала. Этот страх вжимал девушку в землю, не давал вздохнуть: Алёна вспомнила, как её хлестали по щекам, нагнав в лесу. Как затем, когда всё уже было кончено и она судорожно натягивала разодранные трусы, оправлялась, к ней подошёл Борис и, сжав её обнажённую грудь, угрожающе просипел:
- Смотри, шлюха, церемонии в сторону. Больше бегать за тобой я не намерен. Чуть что не так: Тогда Алёна вскрикнула и невольно отвела глаза в сторону, словно пытаясь спрятаться от его взгляда. Ей было больно, но главное - её поразил тон Бориса.
Она поняла, что он не шутит: Отделившись от костра, с бутылкой коньяка в руке подошёл Дима. Грубо сунув бутылку Алёне под нос, приказал:
- Пей.
Сделав несколько приличных глотков (сейчас было уже не до увёрток), Алёна хотела вернуть бутылку Диме, но тот заставил её приложиться к горлышку снова. Потом ещё и ещё. Она давилась, кашляла, но пила. Ребята ржали. Пришлось осушить добрую половину бутылки, прежде чем ей было позволено остановиться.
Алёна отёрла губы ладошкой и замерла в ожидании.
- Вам не кажется, что на ней дюже много шмотья? - театрально обратился Дима к своим дружкам и, заручившись их поддержкой, повернулся к Алёне. Раздевайся.
Она стала покорно освобождаться от того рванья, которое раньше было её одеждой.
Трясущимися руками стянула вниз юбку; придержав на секунду, высвободила по одной ноги и, разжав пальцы, уронила в траву. Ребята так и впились в неё глазами. В свете костра Алёна видела их довольные, сытые ухмылки.
Сняв блузку, она обнаружила под ней лифчик, который думала, что потеряла. Он с порванными бретельками болтался у неё на животе. Тонкая ткань была настолько перекручена и измочалена, что ей не сразу удалось найти застёжку.
- Что, детка, помочь? - подстегнул её Борис.
- Нет, нет, я сейчас: - поспешно залепетала Алёна.
Ломая ногти, она содрала с себя лифчик и кинула его поверх юбки с блузкой.
Теперь на Алёне были лишь трусики, туфельки, ажурный пояс с резинками да чулки.
Она любила изящное бельё и потому никогда не носила колгот, сознательно предпочитая элегантность удобству. А на мужчин пояс с резинками действовал просто неотразимо. Сработал он и на этот раз. Джон даже присвистнул от восхищения.
- Туфли снимать? - робко спросила Алёна.
- Разумеется. И туфли, и всё остальное, до последней нитки, - отрезал Борис.
Скинув туфельки, Алёна отстегнула резинки пояса и, подгоняемая нетерпеливыми взглядами ребят, торопливо скатала чулки по своим стройным ножкам. Потом сняла пояс и осталась в одних трусиках. Вдруг она вспомнила, как срывали их с неё совсем недавно. Теперь Алёна должна была сделать это сама. Её охватил стыд: - Ну что ещё там, - раздражённо процедил Дима.
Потупив глаза, Алёна одним быстрым движением спустила трусики вниз и, выйдя из них, замерла, нагая, под пристальными взглядами парней. Затем смутилась, не выдержала, закрыла руками низ живота.
- Руки по швам! - заорал Борис, как бешеный.
Алёна убрала руки. Теперь блики костра беспрепятственно высвечивали её нагое тело: небольшие крепкие груди, изящные, округлые линии бёдер, пикантную выпуклость лобка, проступающую так рельефно и чётко, что, казалось, можно было различить даже отдельные скрытые под нежной матово-белой кожей мышцы;
1 2 3 4 5 6 7 8 9