- В самом деле, у мертвых нет забот, - кивнул Клапауциус. - Ты прав,
если имеешь в виду временность всяких мучений.
- Но ведь появляются новые мученики! - повысил голос Клапауциус. -
Или не понимаешь ты, что выполнение моего замысла - просто вопрос моей
порядочности?
- Послушай. Каким же именно образом счастливое существо (допустим,
что ты его создал) смягчит бездну невзгод, что уже произошли и тех
несчастий, что по-прежнему происходят во всем космосе? Или сегодняшний
штиль отменяет вчерашнюю бурю? Или день упраздняет ночь? Неужели ты не
видишь, какой вздор несешь?
- Так ты считаешь, что делать ничего не надо?
- Я этого не сказал. Ты можешь облегчать жизнь уже живущих, по
крайней мере, рискнуть на такую попытку. Тех же, о которых ты говорил,
счастливее никак не сделаешь. Ты другого мнения? Ты считаешь, что выпустив
в космос испеченного тобой счастливца, ты хоть на йоту изменишь то, что в
нем уже было?
- А вот и изменю! Изменю! - закричал Трурль. Пойми же меня наконец!
Даже если поступок мой не затронет тех, кто уже исчез, то он изменит то
целое, частью которого они стали. Отныне всякий должен будет сказать:
"огромные усилия, противоестественные цивилизации, уродливые культуры были
лишь прелюдией к дню сегодняшнему, ко времени всеобщей любви! Трурль, сей
великий муж, размышляя, пришел к выводу, что злое прошлое должно быть
уничтожено для создания доброго будущего. На бедности научился он творить
богатство, на невзгодах узнал цену наслаждения. Одним словом, именно своим
безобразием побудил его космос сотворить добро!" Наша эпоха окажется
подготовительной и вдохновляющей, понимаешь? Благодаря ей наступит эра
истинного счастья. Ну как, убедил я тебя.
- Под южным крестом лежит царство короля Троглодика, - отозвался
Клапауциус. - Нет для него милее картины, чем виселица, а эту любовь свою
он тем объясняет, что нельзя таким сбродом, как его подданные, править
иначе. Когда появился я в его царстве, хотел он меня сразу же схватить, но
смекнул, что я могу его в порошок стереть. Тогда испугался Троглодик,
потому что не сомневался - если он меня не одолеет, то я с ним разделаюсь.
И чтобы меня к себе расположить, собрал он тотчас же свой ученый совет и
получил от него моральную доктрину власти, как раз для таких случаев
созданную. Объяснили ему эти купленные им мудрецы, что чем им хуже, тем
сильнее жаждут они улучшений, а поэтому то, кто такое творит, что уж и
вытерпеть невозможно, чрезвычайно сильно это улучшение приближает.
Обрадовался король этим речам, потому что выходило, что никто так активно,
как он, не борется за грядущее добро, ибо надлежащими мерами мечтающих о
благе для человечества к действиям побуждает. Так что счастливцы твои
должны Троглодику памятников понаставить, а сам ты должен ему спасибо
сказать. Не так ли?
- Глупая и циничная притча! - выпалил задетый за живое Трурль. -
Думал я, что ты меня поддержишь, однако вижу, что ты только пытаешься
ядовитым скептицизмом и софизмами принизить благородство моих замыслов. А
ведь в замыслах этих - спасение космоса.
- А, так ты хочешь стать спасителем космоса? - сказал Клапауциус. -
Трурль, нужно было бы мне сейчас тебя связать и кинуть на ту кровать,
чтобы было у тебя время опомниться, однако боюсь я, что долго пришлось бы
этого ждать. Поэтому скажу только: не твори счастья, не подумав! Не
совершенствуй бытия одним махом! А если даже и сотворишь ты счастливцев (в
чем я сомневаюсь), то ведь останутся по-прежнему и все остальные,
возникнет зависть, ссоры, раздоры, и, кто знает, не встанет ли перед тобой
неприятная альтернатива: либо счастливцы твои завистникам уступят, либо
должны будут для достижения полной гармонии этих назойливых, обиженных да
ущербных, всех до одного перебить.
Вскочил было Трурль на ноги, да опомнился, кулаки разжал, так как
драка с приятелем была бы не самым подходящим началом для э_р_ы
п_о_л_н_о_г_о _с_ч_а_с_т_ь_я, которую он уже твердо решил создать.
- Прощай, - заявил он холодно. - Проклятый агностик, маловер, рабски
полагающийся на случайности естественного хода событий. Не словами буду с
тобой спорить, но делами! По плодам трудов моих поймешь ты вскоре, что
правда на моей стороне!
Вернулся Трурль домой и серьезно задумался, потому что, хоть в конце
спора с Клапауциусом и дал понять, будто у него есть конкретный план
действий, но было это далеко не так. Откровенно говоря, не имел он и
малейшего понятия о том, с чего начинать. Достал он тогда с полок своей
библиотеки громадные тома, посвященные описанию бесчисленных общественных
систем и проглотил их с достойной удивления скоростью. А так как, несмотря
на все, слишком медленно наполнялся нужными фактами, то приволок из
подвала восемьсот кассет ртутной, оловянной, ферромагнитной и криотронной
памяти, приладил их всех проводами к своему естеству и за несколько секунд
набил себе голову четырьмя триллионами бит лучшей и отборнейшей
информации, какую можно было только раздобыть среди звезд, на планетах, а
также на остывших солнцах, заселенных прилежными летописцами. И такая у
него в голове началась давка, что посинел бедняга, глаза у него полезли на
лоб, зубы застучали, мурашки по телу забегали, и затрясся он с головы до
пят, как будто не историографией и историософией был наполнен, а чумой
поражен. Потом однако собрался он с силами, встряхнулся, вытер лоб, оперся
все еще дрожавшими коленями о край стола и сказал себе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19