- Господин офицер! - крикнул я.- Подождите же! Я...
За приоткрытой дверью грохнул выстрел, вслед за которым
послышался звук падающего тела. Остолбеневший, со вставшими
дыбом волосами, я стоял посреди комнаты. "Бежать!" - зазвенело у
меня в голове, но в то же время, весь обратившись в слух, я
ловил звуки, все еще доносившиеся из комнаты. Что-то слабо
стукнуло, словно каблук ударился об пол. Еще один шорох... и
тишина, полная тишина. Через щель приоткрытой двери была видна
нога в форменной штанине. Не спуская с нее глаз, я попятился
задом к выходу, ощупью нашел ручку и надавил на нее.
Коридор - я проверил это двумя косыми взглядами - был
пуст. Закрыв за собой дверь, я повернулся и прижался к ней
спиной. Напротив, небрежно опираясь рукой о филенку, в
распахнутой двери неподвижно стоял приземистый офицер и не
отрываясь смотрел на меня. Внутри у меня все оборвалось. Я
перестал дышать, ощущая, как делаюсь все более плоским под его
слегка скучноватым ледяным взглядом. Его лицо, широкое,
толстощекое, выражало все более явное неудовлетворение и
недовольство.
Он извлек из кармана какой-то маленький предмет -
перочинный ножик? - подбросил его вверх раз, другой, третий, по-
прежнему не спуская с меня глаз, затем крепко схватил его,
провел указательным пальцем - с тихим треском выскочило лезвие.
Он попробовал его подушечкой большого пальца, усмехнулся одними
уголками губ, медленно прикрыл веки, словно бы говоря "да",
после чего отступил в свою комнату и закрыл дверь.
Я стоял и ждал. В тишине возник носовой певучий звук
поднимавшегося где-то лифта. Звук ослаб, исчез. Я снова слышал
лишь шум собственной крови. Наконец я оторвал руки от
лакированной поверхности двери. Мог ли он наблюдать за мной
через замочную скважину? Нет, она была маленьким черным
пятнышком.
Шаг... Затем второй, третий...
Я снова брел по бесконечным коридорам, сходившимся,
расходившимся, без окон, залитым светом, со стенами без единого
пятнышка, с вереницей сверкавших снежной белизной дверей,
измученный, слишком обессиленный, чтобы решиться на еще одну
попытку вторгнуться куда-либо, позволить вовлечь себя в еще один
из тысяч водоворотов, поджидавших меня за звуконепроницаемыми
перегородками. Время от времени я пытался отдохнуть, опершись о
стену, но стены были слишком гладкими, слишком вертикальными, не
давали надежной опоры.
Часы, не заведенные мною вовремя, встали неизвестно
когда, и я не знал, день сейчас или ночь. Иногда я ловил себя на
том, что двигался в каком-то трансе, теряя чувство реальности,
когда хлопанье какой-либо двери или звук трогающегося лифта
внезапно приводили меня в себя. Я пропускал людей с папками, в
коридорах то становилось совсем пусто, то офицеры целыми
процессиями двигались в какую-то одну сторону. Возможно, работа
шла здесь круглые сутки. Я видел, как люди выходили из
кабинетов, и видел других, которые их сменяли, но плохо помню,
что было со мной самим. Собственно, я не помню из этого
странствия ничего, хотя и двигался куда-то, входил в лифты,
куда-то ехал, выходил, даже отвечал, когда ко мне приставали с
какими-то пустяками - хотя, может, мне просто желали "спокойной
ночи".
Мое сознание не воспринимало ничего, только отражало
окружающее. Наконец, неизвестно каким образом, я очутился в
проходе, ведущем к туалетным комнатам. Пройдя в одну из дверей,
я обнаружил, что попал в похожую на операционную, сверкающую
никелированными трубками и кафелем ванную комнату с мраморной,
резной, словно саркофаг, ванной.
Едва усевшись на ее край, я почувствовал, что засыпаю.
Последним усилием я хотел погасить подсматривавший за мной свет,
но выключателя видно нигде не было. Некоторое время я сидел,
покачиваясь, на широком краю ванны. Отблески отраженного от
никелированных предметов света назойливо лезли в глаза,
вонзались в веки, поигрывали бликами на ресницах.
Несмотря на такую пытку, я все же заснул. Закрыв лицо
руками, сполз на что-то твердое, ударился обо что-то острое, но
боль нисколько меня не побеспокоила.
Сколько времени я проспал, не знаю.
Пробуждался я с трудом, долго, пробираясь через
бесформенные, загромоздившие вход в явь какие-то вязкие, хотя и
невесомые препятствия. Наконец я отбросил последнее - как крышку
гроба - и в мои зрачки полилось сияние, исходившее из голой
лампочки под высоким белым лепным потолком.
Я лежал навзничь возле мраморного основания ванны, и
кости мои ныли, словно после падения с высоты. Прежде всего я
поспешил стащить с себя одежду и вымыться под душем. В
серебряной полочке на стене я обнаружил стаканчик с жидким
ароматным мылом, оказалось здесь и мохнатое жесткое полотенце с
вышитыми на нем широко раскрытыми глазами, одно прикосновение
которого разгоняло кровь и заставляло гореть кожу. Проникнувшись
бодростью и свежестью, я поспешил одеться. До этой минуты я
совсем не думал о том, что буду делать дальше. Протянув руку к
задвижке, я вдруг впервые после пробуждения осознал, где
нахожусь, и острота этого открытия поразила меня, как
электрический разряд. Я словно бы ощутил неподвижный белый
лабиринт, который за тонкой перегородкой бесстрастно ожидал
моего бесконечного, как и он сам, блуждания. Я почувствовал сети
его коридоров, ловушки разделенных звуконепроницаемыми стенами
комнат, каждая из которых была готова втянуть меня в свою
историю, чтобы затем тут же выплюнуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78