Одновременно я заметил подернутые фиолетовой дымкой лениво
перекатывающиеся волны океана. Затем тучи ушли высоко вверх, охваченные по
краям ослепительным пурпуром, небо между ними было далекое и плоское,
буро-оранжевое. В смотровом окне заискрился ртутным блеском волнующийся до
самом дымного горизонта океан, тросы и кольца парашюта мгновенно
отделились и полетели над волнами, уносимые ветром, а контейнер начал
мягко раскачиваться особыми свободными движениями, как это бывает обычно в
искусственном силовом поле и рухнул вниз. Последнее, что я увидел, были
огромные решетчатые катапульты и два возносящихся, наверное, на высоту
нескольких этажей, ажурных зеркала радиотелескопов.
Что-то остановило контейнер, раздался пронзительны скрежет стали,
упруго ударившейся о сталь, что-то открылось подо мной, и с
продолжительным пыхтящим вздохом металлическая скорлупа, в которой я
торчал выпрямившись, закончила свое стовосьмидесятикилометровое
путешествие.
- Станция Солярис. Ноль-ноль. Посадка окончена. Конец, - услышал я
мертвый голос контрольного автомата.
Обеими руками (я чувствовал неясное давление на грудь, а внутренности
ощущались как ненужный груз) я взялся за рукоятки и выключил контакты.
Появилась зеленая надпись - "Земля", стенки контейнера разошлись,
пневматическое ложе легонько подтолкнуло меня в спину, и, чтобы не упасть,
я вынужден был сделать шаг вперед.
С тихим шипением, похожим на разочарованный вздох, воздух покинул
оболочку скафандра. Я был свободен.
Я стоял под огромной серебристой воронкой. По стенам спускались пучки
цветных труб, исчезая в круглых колодцах. Вентиляционные шахты урчали,
втягивая остатки ядовитой атмосферы планеты, которая вторглась сюда во
время посадки. Пустая, как лопнувший кокон, сигара контейнера стояла на
дне врезанной в стальной холм чаши. Его наружная обшивка обгорела и стала
грязновато-коричневой. Я сделал несколько шагов по маленькому наклонному
спуску. Дальше металл был покрыт слоем шероховатого пластика. В тех
местах, где обычно проходили тележки подъемников ракет, пластик вытерся и
сквозь него проступала голая сталь.
Компрессоры вентиляторов умолкли, наступила полная тишина. Я
осмотрелся, немного беспомощно, ожидая появления какого-нибудь человека,
но никто не приходил. Только неоновая стрела показывала на бесшумно
двигающийся ленточный транспортер. Я встал на его площадку.
Свод зала изящной параболой падал вниз, переходя в трубу коридора. В
его нишах возвышались груды баллонов для сжатых газов, контейнеров,
кольцевых парашютов, ящиков - все было свалено в беспорядке, как попало.
Это меня удивило. Транспортер кончился у округлого расширенного коридора.
Здесь господствовал еще больший беспорядок. Из-под груды жестяных банок
растекалась лужа маслянистой жидкости. Неприятный сильный запах наполнял
воздух. В разные стороны шли следы ботинок, четко отпечатавшихся и этой
жидкости. Между жестянками, как бы выметенными из кабин, валялись витки
белой телеграфной ленты, мятые листы бумаги и мусор. И снова загорелся
зеленый указатель, направляя меня к средней двери. За ней был коридор,
такой узкий, что а нем едва ли смогли бы разойтись два человека. Свет
падал из выходящих в небо окон с чечевицеобразными стеклами. Еще одна
дверь, выкрашенная в белые и зеленые квадратики. Она была приоткрыта. Я
вошел внутрь.
Полукруглая кабина имела одно большое панорамное окно. В нем горело
затянутое дымкой небо. Внизу безмолвно перекатывались бурые холмы волн. В
стенках было много открытых шкафчиков. Их наполняли инструменты, книги,
склянки с засохшим осадком, запыленные термосы. На грязном полу стояло
пять или шесть механических подвижных столиков, между ними несколько
кресел, бесформенных, так как из них был выпущен воздух. Только одно было
надуто. В нем сидел маленький изнуренный человек с лицом, обожженным
солнцем. Кожа клочьями слезала у него с носа и щек. Я узнал его. Это был
Снаут, заместитель Гибаряна, кибернетик. В свое время он напечатал
несколько совершенно оригинальных статей в соляристическом альманахе.
Раньше я его не видел. На нем была рубашка-сетка, сквозь ячейки которой
торчали седые волоски, росшие на плоской груди, и когда-то белые,
запачканные на коленях, сожженные реактивами полотняные штаны с
многочисленными карманами. В руке он держал пластмассовую грушу, из каких
пьют на космических кораблях, лишенных искусственной гравитации. Он
посмотрел на меня, как бы пораженный ослепительным светом. Груша выпала из
его ослабевших пальцев и запрыгала по полу, как мячик. Из нее вылилось
немного прозрачной жидкости. Постепенно вся кровь отхлынула от его лица. Я
был слишком поражен, чтобы что-нибудь сказать, и эта безмолвная сцена
продолжалась до тех пор, пока мне каким то непонятным способом не
передался его страх.
Я сделал шаг. Он скорчился в кресле.
- Снаут, - прошептал я.
Он вздрогнул, как будто его ударили. Глядя на меня с неописуемым
отвращением, прохрипел:
- Не знаю тебя, не знаю тебя, чего ты хочешь?..
Разлитая жидкость быстро испарялась. Я почувствовал запах алкоголя.
Он пил? Выл пьян? Но почему он так боялся? Я все еще стоял посреди кабины.
Ноги у меня обмякли, а уши были как будто заткнуты ватой. Давление пола
под ногами я воспринимал как что-то не совсем надежное За выгнутым стеклом
окна мерно колебался океан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10