Шматок ударился о стенку и попал в Сергея.
- Нет, - сказал Гуня, - здесь хорошо. В оранжерее хорошо. Рыбки
плавают, и цветы большие-большие, как парашюты.
- Ты бы меня взял в оранжерею, - сказал Сергей, - я бы тебе сажать
рассаду помог.
- Это здорово, - сообщил Гуня, - сажать рассаду. Потом задумался и
добавил:
- Не, не положено. Скоро Шакуров приедет. А ты прав, ничего они с
Шакуровым не сделают.
- Если бы я вернулся в Москву, - сказал Сергей, - я бы арестовал
Шакурова.
Гуня некоторое время переваривал эту информацию. Сергей надеялся, что
у него не хватит ума сообразить, что изо всех действующих лиц этой истории
Шакуров - единственный человек, которого арестовывать совершенно не за
что, хотя есть за что убивать. Потому что хотя за Шакуровым водилось много
мегабайт всякой гнусности, он всегда держался с наветренной стороны от УК
России.
- Это хорошо, - арестовать Шакурова, - сказал Гуня.
И замолчал.
- Так выпусти меня.
- Не. Не положено. Мне Давидюк велел сидеть и самому не выходить.
- Самому не выходить? - изумился Сергей, - Тебя зачем сюда посадили?
- Тебя караулить, - неуверенно предположил Баркин.
- А как же ты отсюда не можешь выйти?
Баркин задумался.
- Смешной ты человек, Баркин. Ты сидишь на чердаке? Сидишь. Выйти
можешь? Нет. Тебя зачем сюда посадили? Тебя только по виду посадили
караулить меня, а на самом деле тебя посадили под замок. Понятно?
Баркин молчал.
- Они тебя убъют, - сказал Сергей, - неужели ты не понимаешь, что они
тебя убъют.
- Точно, - сказал Гуня.
- Неужели ты хочешь, чтобы тебя убили?
- Не, - сказал Гуня, - зачем меня убивать? Разве это хорошо - убивать
людей?
Гуня послюнил палец и начал чистить пятнышко на стволе автомата.
- Я могу вылезти в ход, - сказал Гуня, - в оранжерее есть ход. Я
рассаду сажал и видел.
- Ход? Куда?
- А черт его знает. Под стену, а может, через озеро.
Сергей вытаращил глаза, и в голове у него завертелось. "Ход из
оранжерии? А почему нет? Построил же Севченко коридор между двумя домами?
Почему бы ему не выстроить ход из оранжереи, к зданию на той стороне, если
он собирается его купить?"
А Гуня вытер автомат рукавом, высморкался и добавил:
- Слушай, я тебя выпущу через ход, а ты арестуешь Шакурова, ладно?
Гуня двигался как во сне. Где-то, наверняка без ведома Давидюка, он
накачался дрянью, соломкой или даже пуншем. Он отцепил левую руку Сергея
от кровати, и он долго возился с замком в дверях, так долго, что Сергей
испугался, что у Гуни нет ключа.
Они спустились по узкой витой лестнице и прошли в оранжерею. В
маленьком бассейне бормотал озонатор, и где-то справа мощный прожектор бил
за ограду, высвечивая верхушки леса и толстый, намазанный на небо, слой
облаков.
Откуда-то - далеко-далеко - раздался лай дежурной овчарки и шум
съезжающего в гараж автомобиля - это, вероятно, приехал Шакуров.
- Ну, где твой ход? - спросил Сергей.
Гуня поманил его к какому-то дереву, похожему на гигантский куст
пиона с коленчатыми стеблями.
- Смотри, - сказал он.
Сергей стал смотреть.
- Но это не ход, Гуня, - сказал Сергей. - это норка крота. Или
землеройки.
- Ну и что? - удивился Гуня, - может, это ход под стеной. Может этот
крот даже через озеро переполз.
Сергей поглядел на своего охранника, и ему захотелось смеяться. Это
был неплохой ход для постмодернисткого романа - бежать из темницы по
кротовой норке. Севченко пренебрег постмодернизмом и наверняка не
установил в кротовой норке сигнализацию. К сожалению, он, лейтенант Сергей
Тихомиров, не был героем постмодерниского романа, а был простым советским
ментом, и он не умел лазить по кротовым норам.
Голова Сергея резко и внезапно закружилась. Сергей растерянно сел на
землю и, наверное, на мгновение потерял сознание. Он очнулся оттого, что
болела рука, а ниже пояса он ничего не чувствовал. "Ноги украли" - подумал
Сергей. Он протянул руку и ощупал штаны. Ноги были на месте.
Гуня стоял над ним, крепко ухватив в лапах автомат, и с любопытством
смотрел на лежащего человека.
- Или ты полезешь в эту дырку, - сказал Гуня, или я буду стрелять.
- Гуня, - сказал Сергей, - мы не может пролезть в эту дырку. А если
ты будешь стрелять, ты разбудишь Давидюка, и он тебя убъет.
Гуня озадачился.
- Слушай, - сказал Гуня, - если эта дырка понарошку, то и стрельба
тоже понарошку? Значит, Давидюк ничего не услышит.
Сергей встал на ноги и сказал:
- Шизофреник!
Этого не следовало говорить. Гуня отскочил от мента, как вспугнутая
мышь, и передернул затвор автомата. Сергей шагнул вперед.
- Не подходи! - заорал Гуня.
- Да вы что, Баркин?
- Не подходи, - все вы такие. Сазан такой, Шакуров такой, Давидюк
такой, ты такой - как вам от Гуни чего-то надо, так Гуня добрый, а как
Гуня сделал, что надо, так пошел Гуня к черту...

Вечером Шакуров вышел из квартиры в сопровождении своих новых
охранников. Его ждал белый шлангообразный "Линкольн". На нем был длинный,
слегка отливающий серебром плащ, и руки его, без перчаток, нервно
сжимались и разжимались. Шакуров посмотрел на часы: было 10:36. Один из
охранников сел за руль "Линкольна", а другой вернулся в квартиру.
В 10:52 белый "Линкольн" выехал за кольцевую и помчался по пустынному
шоссе. За городом туман сгущался все больше и больше, придорожные фонари
сверкали, как нимбы святых на иконах, и водителю при свете приборной доски
было видно, как его седока трясет мелкая дрожь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68