И вот
результат, - я завтра улетаю в Америку на переговоры с Меррил Линч, а
демократ объединяется с бандитом по кличке Сазан!
- Объединился, - сказал Сергей.
- А?
- С самого начала объединился, - напомнил Сергей. Только вы об этом
не знали.
- Ага, - сказал Севченко.
Банкир и человек с военной выправкой смотрели на пьяного экс-министра
настороженным взглядом.

Севченко следовал в своих застольях правилам древних германцев,
которые, как известно, обсуждали все свои решения дважды. В пьяном виде на
пирах они осуществляли мозговой штурм идеи, а утром, протрезвев,
окончательно оценивали идею и принимали ее или отвергали, смотря по
обстоятельствам. Так, во всяком случае, утверждает Тацит в своей книге "О
Германии", а сами мы с древними германцами не встречались.
Поэтому, когда Севченко протрезвел и стал вспоминать, о чем он
говорил за ужином, он нашел идею разорвать контракт с "Лесинвестом" и
подписать, вместо оного, контракт с "Межинвестбанком", не такой глупой.
Материал, принесенный высоким офицером на Александра Шакурова, понравился
экс-министру. Комсомольская карьера Шакурова тоже говорила в его пользу.
Что же касается "Лесинвеста", то Севченко уже не раз ловил эту фирму за
руку на лени, подчистках, и каких-то неоправданно завышенных тарифах за
"юридические и аудиторские услуги ведущих фирм мира". Даже если бы
"Лесинвест" действительно обратился в Стокгольм, что было бы, впрочем, так
же невероятно, как если бы туда обратился птичий контингент птицефабрики с
жалобой на людей, Севченко мог бы доказать, что Лесинвест виновен в
неисполнении своих обязанностей, хвастовстве, значительной задержке
эмиссии, и множестве других вещей, которые не так уж много значили в
сравнении с покорностью и угодливостью "Лесинвеста", но которые в
Стокгольме посчитали бы уважительным поводом для расторжения договора.
"Межинвестбанк" был маленькой, агрессивной, и очень деловой
организацией, которая имела отличные связи среди зарубежных инвестиционных
институтов, и он был самой крупной из структур, которые пас Сазан.
"Ангара", оставшаяся без денег, Шакуров, перебежавший к "Рослесэкспорту" -
это был бы конец бандитского престижа Сазана.
Поразмыслив, Севченко поднял телефонную трубку, набрал служебный
номер Шакурова и сказал автоответчику, ибо было воскресенье.
- Добрый день. Меня зовут Анатолий Борисович Севченко. В настоящая
время наша компания планирует выпуск акций на иностранных рынках. Мы
недовольны деятельностью нашего консалтингового агента. Мы искали нового
агента и, проанализировав имеющуюся у нас информацию, пришли к выводу, что
таким агентом может быть "Межинвестбанк". Прошу перезвонить мне", - и
Севченко назвал номер телефона.
Едва Севченко положил трубку, как в кабинет вошел Давидюк.
- Анатолий Борисович, - сказал он, - помните Светлового?
Архитектор Михаил Светловой проектировал дом Севченко.
- Разумеется.
- Сегодня к нему приходили люди и как бы намеревались купить чертежи
вашего дома. Они, видите ли, хотят построить такой же.
Севченко долго думал, а потом сказал:
- Если Светловой откажет им в чертежах, Сазан постарается добыть их в
другом месте, и мы не обязательно об этом узнаем. Поговорите со Светловым
и попросите его нарисовать чертежи с некоторыми изменениями. Насколько я
помню, в караульном домике внизу две двери, - справа в подсобку, а слева в
коридор. Почему бы не поменять их местами? И так далее.

Ранним воскресным утром у продуктового магазина в Алаховке
остановился грязный фургончик, за рулем которого сидел Сазан.
Сазана было трудно узнать. Волосы его, скрытые под кепкой-аэродромом,
были тщательно выкрашены в русый цвет и посыпаны всякой дрянью, а
подбородок порос трехдевной щетиной. Укол, полученный от одного знакомого
врача, превратил его лицо в красную неровную сковородку, на самом верху
которой выглядывали из щелочек крупные и несчастные серые глаза. Сазан
горбился, кашлял и смотрел исподлобья, и ничего не осталось от его
свободной походки и расслабленных рук, скользящих вдоль бедер. Одет он был
в драные штаны не поддающегося идентификации цвета, и на нем были
кроссовки, которые выиграли бы конкурс самых изношенных кроссовок мира.
Его спутник, бывший воронежский парень Сережа Городейский, имел приставший
к голове капустный лист, и камуфляжная куртка на нем была такая старая,
что, наверное, могла участвовать еще в бородинской битве.
Сазан и его спутник остановили машину, высадились из нее, отомкнули
заднюю дверцу и забрались внутрь.
- Чего привезли-то, мужики? - полюбопытствовала проходившая мимо
бабка.
- Лук, - сказал Сазан, - из Воронежа.
- А в какую цену лук?
Сазан назвал цену.
- Чай, мороженый, - сказала бабка.
- Хороший лук, бабулька, - сказал Сазан.
Бабка привстала на цыпочки и заглянула в машину. Лук лежал в огромных
неповоротливых сетках и был в самом деле неплох - крупный, со спелой
сиреневой шкуркой.
Сазан выставил к краю машины весы и стал рисовать на картонке цену.
Рядом понемногу собирались другие машины. Приехал на легковушке
парень с иконками и духовными книжками. Появился мужик с отчаянно желтыми
бананами и мясистыми помидорами, которые сидели подиночке в гофрированных
гнездах заграничного ящика. Приехали два мужика с пикапом, подогнали пикап
под железный пустой квадрат, на котором раньше висел лозунг "Слава КПСС" и
объявления местого клуба, и растянули на жестяном скелете квадрата
синтетические ковры с цветами и птицами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68