и снова вышел в
оранжерею.
Та была уже пуста. Охранники посадили все пальмы, подмели дорожку, и
сняли крышку с обросшего павиликой бассейна, где плавали диковинного вида
листья и время от времени взбулькивали рыбки. Прямо из бассейна торчала
какая-то удивительная растительность со стволом, голым, как здоровенная
авторучка, и с растопыренным венчиком наверху.
За стеклами оранжереи, проваливаясь и дробясь в голых ветвях берез,
катилось к закату огромное красное солнце, и охранники, скинув куртки,
жгли на костре всякий строительный мусор. Это было богатое место. Богаче,
чем ободранная квартира в пятиэтажке, где Сазан, тоскуя, заглядывал
милиционеру в глаза и кормил его балыком, богаче, чем подвал, где ютились
сазановы бандиты, и даже много богаче, чем маленький банк Шакурова с
зеленым ковриком и латунным козырьком.
Из домика у ворот выскочил человек с военной выправкой, побежал к
охранникам у костра и что-то сказал одному из них. Охранник поспешно
потрусил к дому. Сергей обратил внимание, что в последний раз он видел
Давидюка в главном доме, и что через двор Давидюк не проходил. Только
после этого Сергей понял, почему от караульного домика к усадьбе тянется,
параллельно дорожке, выпуклое бетонное ребро, скрытое в двух местах кучами
торфа. Севченко построил между двумя домами подземный переход, но из-за
близости почвенных вод, или еще отчего-то, переход пришлось делать
довольно высоко.
Человек с военной выправкой поднялся в оранжерею. Сергей стоял,
полузакрыв глаза, и нюхал влажный, распаренный воздух.
- Анатолий Борисович просит вас остаться на ужин, - сказал Давидюк, -
хорошее у нас здесь место, а?
- Чудное место, - согласился Сергей, - А что с вашей рукой?
- Слетел с табуретки, - ответил офицер.
- И какого калибра была табуретка? - спросил Сергей.
Высокий Давидюк неожиданно подмигнул ему и расхохотался.

В тот самый момент, когда белый семиметровый "Линкольн" доставил
милиционера Тихомирова на дачу в Алаховке, дачу с караульными, собаками и
оранжереей, бандит по кличке Сазан сходил в Алаховке с пригородной
электички. На Сазане были штаны цвета прошлогодней картофельной ботвы и
старый ватник, из кармана которого торчала бутылка водки. Кроме бутылки,
Сазан не был ничем вооружен, - но разбитая бутылка в его руках могла
доставить много неприятностей противнику, если, конечно, у противника не
было автомата. Сазан шел, весело болтая руками, и на лице его, поросшем
шетиной, было привычное выражение россиянина, который много пьет и мало
думает.
Поселок Алаховка располагался справа от железной дороги. В поселке
имелся продуктовый магазин, три ларька со сникерсами, семь восьмиэтажных
домов и некоторое количество деревянных строений, напоминавших неудачный
эксперимент по скрещению курятника с железнодорожной будкой. В строениях
проживали бывшие москвичи, выселенные в конце 30-х годов из Москвы при
реконструкции улицы Горького.
По другую сторону железной дороги тянулся, километра на три, сосновый
бор. За бором начиналось озеро. С той стороны озера глядели заборы, в
основном гнилые, как реакционное мировоззрение. Один из заборов лежал на
земле, задрав бетонную ногу.
Забор дачи Севченко, третьей справа, ничем не напоминал эти хилые
создания доперестроечной эпохи. Однотонный и серый, он был ростом с двух
поставленных друг на друга баскетболистов. Все деревья около забора были
аккуратно срублены. Сазан заметил поверх забора аккуратные рядки
изоляторов, с натянутыми меж ними проводами. Провода можно было бы
перерезать, но наверняка прекращение тока разбудило бы сигнализацию. Можно
было бы присоединить к изоляторам новую проволоку, любезно предоставив
току обходной путь, и перерезать провода только после этого. Сазан
некоторое время обдумывал эту идею, пока не заметил провешенные вдоль
стены телекамеры.
Слева от озера, вгрызаясь в разоренный бор, стояла незавершенка:
красивое здание из двух ослепительно белых башен, - одной восьмиэтажной,
другой шестиэтажной. Здание были соединены между собой штангой перехода на
уровне четвертого этажа. Вокруг здания тянулся бетонный забор, надписи на
котором свидетельствовали об антипатии некоторой части местного населения
к Егору Гайдару и Борису Ельцину, а также о симпатии, возможно, той же
самой, части местного населения к тяжелому року. В воротах стройки лежал
боком древний советский трактор, и на гусенице трактора, по случаю теплой
погоды, цвел первый весенний цветок мать-и-мачеха.
Сазан пошел к стройке по широкой дороге из бетонных плит. В лужах
между плитами могла с комфортом проводить учения небольшая атомная
подлодка.
Сазан протиснулся мимо трактора в ворота и стал подниматься по
широкой, слегка щербатой лестнице, заваленной строительным мусором. На
площадках виднелись следы от костров, вокруг которых некогда грелись
бомжи, но самих бомжей почему-то не было.
На четвертом этаже Сазан остановился. По проекту лестничную клетку
должно было занимать зеркальное окно от пола и до потолка, и никакая стена
не мешала Сазану обозревать окрестности. В несостоявшемся оконном проеме
плыли облака, и между Сазаном и облаками торчал башенный кран, похожий на
уволенную в запас виселицу.
Внизу, под Сазаном и краном, блестел маслянистой водой котлован,
прыщавый от железных прутьев и автопокрышек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68