Дивизия полковника Осликовского освободила несколько деревень, но никак не могла овладеть сильно укрепленным пунктом Высокое. В ночь на 18 ноября здесь завязался особенно напряженный бой. По позициям противника дали залп батареи гвардейских минометов из полка, которым командовал подполковник Дегтярев. Огненные трассы прорезали ночное небо. Над укреплениями немцев полыхало пламя.
Спешенные кавалеристы, поддерживаемые танками 145-й танковой бригады, начали продвигаться вперед. Артиллеристы, катившие орудия вместе с ними, прямой наводкой уничтожали огневые точки противника.
Наконец передовым подразделениям удалось зацепиться за окраину населенного пункта.
- Сегодня вышибем немца! - уверенно сказал Осликовский.
Проверив готовность частей к ночному бою, я решил отдохнуть. Уже несколько суток спал урывками, где придется, и теперь отправился в землянку штаба дивизии. Прямо скажем, землянка оказалась не очень уютной: четырехугольная неглубокая яма, накрытая сверху двумя рядами бревен; потолок такой низкий, что стоять во весь рост невозможно. В углах ямы разложены костры. Над каждым из них - дыра в потолке, но дым почему-то упорно не хотел подыматься вверх, клубился в землянке, выжимал слезы из глаз, щекотал горло. Лишь внизу, у самого пола, можно было дышать более или менее нормально.
Люди спали на соломе, на еловых лапах. В углу сидел над картой начальник штаба полковник Баумштейн. Он то разговаривал с кем-то по телефону, то выслушивал доклады связных.
Мне уступили место у дальней стены землянки. Голову согревал один костер, ноги - другой. Приятно было, конечно, согреться после мороза, но лежать пришлось согнувшись, поджав колени. А вытянуться опасно: головой или ногами угодишь в костер.
Я спал не шевелясь, как убитый. Повезло: не сжег ни шапку, ни подошвы сапог.
На рассвете меня разбудил шум, веселые голоса. Я приподнялся. Посреди землянки стоял Осликовский. Запрокинув голову, он пил из кружки. Заметив, что я проснулся, полковник оттолкнул кого-то, шагнул ко мне:
- Товарищ ге-ге-генерал! - Осликовский заикался, особенно когда был возбужден. - Крымская ди-дивизия взяла Высокое!
Я поднялся и пожал ему руку.
Осликовский рассказал подробности боя. Кавалеристам удалось захватить важные документы, в том числе карту с нанесенным на ней расположением вражеских частей. Кроме того, взят в плен офицер штаба 13-го армейского корпуса немцев, у него обнаружен боевой приказ.
- Где пленный? - спросил я.
- Разведчики в штаб к-к-корпуса увезли.
Я поставил Осликовскому новую задачу и поторопился выехать в свой штаб. Мне хотелось самому присутствовать на допросе пленного - офицера: слишком много вопросов накопилось у меня за последнее время, и я надеялся получить ответы хотя бы на некоторые из них.
По штату кавалерийский корпус не имел своего разведывательного подразделения. Однако опыт, полученный в первые дни войны, подсказал нам, что иметь такое подразделение необходимо. Мы создали в корпусе нештатный разведывательный дивизион из двух эскадронов: конного и механизированного, передвигавшегося на автомобилях и мотоциклах. Дивизион имел два противотанковых орудия и два - три броневика.
Создание дивизиона вполне оправдало себя. Штаб корпуса всегда мог самостоятельно получить интересующие его сведения о противнике.
В первые дни войны место начальника разведывательного отдела штаба корпуса оставалось свободным, и я предложил выдвинуть на эту должность Кононенко. Некоторые товарищи возражали, советуя подобрать человека более опытного. Но Кононенко остался начальником разведки, и я никогда потом не раскаивался в своем выборе.
Работал он с большой ответственностью за порученное дело, без устали, с огоньком. Мало кто знал, что наш черноусый разведчик много пережил, многое видел. Он сражался на стороне республиканцев в Испании. Убежденный, принципиальный коммунист, Кононенко всей душой ненавидел фашистов.
Приехав в штаб, я застал там пленного офицера. Это был высокий выхоленный немец. Держался он довольно уверенно. Но при взгляде на Кононенко как-то съеживался и опускал глаза. Вероятно, майор уже успел сказать ему несколько «теплых» слов.
Офицер отвечал на вопросы, ничего не скрывая. Понимал, видимо, что молчать бесполезно: в наших руках изъятый у него приказ. А может, не считал нужным скрывать от нас то, что знал, будучи уверен, что сведения, которые он сообщит, все равно не помогут нам, так как исход войны уже решен и в самые ближайшие дни немцы возьмут Москву. В то время они еще были убеждены в своей непобедимости.
Мы сопоставили сведения, полученные от пленного, с данными, имевшимися в боевом приказе и на карте, захваченной при освобождении Высокого. Удалось узнать много важного. Только тут я окончательно понял, почему мы натолкнулись на столь упорное сопротивление врага, почему не смогли прорвать его оборону и выйти в его тыл. Не три батальона фашистов оказалось на том участке, где наносили мы контрудар, а весь 13-й армейский корпус немцев. Три пехотные дивизии противника - 17, 137 и 260-я были в первом эшелоне и еще две - во втором.
16-18 ноября фашисты намеревались начать по всему фронту последнее решающее наступление на Москву. С этой целью 13-й армейский корпус сосредоточился в намеченном для него районе - в лесном массиве на правом фланге 4-й немецкой армии. Наш контрудар оказался для противника полной неожиданностью. Не зная наших сил, он вынужден был перейти к обороне. Больше того, командующий 4-й армией, опасаясь прорыва, перегруппировал на свой правый фланг армейские резервы - две танковые и одну пехотную дивизии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114