Высокий, блеющий вскрик полетел над холмами; рука упала – и тут же возник мощный рокочущий гул, как бы свитый из шести вибрирующих звуков; шесть гигантских невидимых шмелей колебали воздух упругими крылышками, разнося окрест скорбный сигнал, возвещающий смерть.
– У, строфион тебя… – шепотом выругался Харр, потрясенный неслыханной музыкой. Прищурившись, он различил наконец, что золотые усы есть не что иное, как рога того белоснежного зверя, что попался ему на каменных ступенях, вернее – его уже почившего собрата, который мог послужить добрым обедом для целого каравана. Отполированный до блеска треугольный череп козерога упирался в землю, чернея жутковатыми дырами глазниц, а витые рога были стянуты посередине костяной перемычкой. Между нею и черепом протянулось что-то вроде дождевых струй.
– Мади говорила, что он закончил свой новый рокотан, – прошептала Махида, – они с Гатитой и помогали его на Успенную гору втаскивать.
Холмик, на склоне которого примостился старец, вряд ли стоило называть горой.
– А зачем? – равнодушно спросил Харр. Его больше волновало, скоро ли можно будет двинуться дальше.
– В первый раз струны отлаживать надо подале от людей, – засмеялась Махида, – а то как бы с кем родимчик не приключился.
Харр представил себе, что он стоит рядом с рокотаном, и от одной этой мысли тело его напряглось и по хребту прошла волна дрожи. Да уж, под такую музыку застольную не споешь! А все-таки надо бы поглядеть поближе…
– Знала бы Гатита, какую весть рокотан понесет по далям подоблачным! – со слезами в голосе проговорила девушка.
Харр про себя отметил, что она мгновенно переходит от смеха к глубокой горести, со всей полнотой отдаваясь нахлынувшему чувству, как это бывает только у людей простодушных, искренних и бесхитростных. Значит, повезло ему на этой новой дороге вдвойне. От этой мысли грешная истома снова нахлынула на него, и он, уже не тая нетерпения, процедил сквозь зубы:
– Да пойдем мы или что?..
– Чего же не пойти! Только дорога, поди, уже перекрыта. Словно в ответ на ее слова откуда-то из-за холма, но в то же время и снизу, как из-под земли, раздался отчетливый удар колокола. – Вот, говорю ж тебе – домовину уже вынесли.
Она! потянула его за рукав и повела вправо, из леса, однако, же не выходя. Кого боялась? Старец опустился на землю, по-дружески обняв рогатый череп, и сидел к ним спиной; ни Мади, ни кого другого среди туманных холмов не было видно. Стройные голые стволы, мимо которых они шагали, точно пересчитывая их, росли чересчур ровным рядком, да и почва под ногами сделалась гладкой, утоптанной. Значит, они уже вышли на дорогу, обсаженную тычками этими мохноголовыми, а он и не заметил, видя перед собой только это крепко сбитое смуглое тело и облизываясь, точно горбатый кот.
Действительно, они все шли и шли, оборотя левое ухо к солнцу, – на Тихри он решил бы, что это путь к Дороге Свиньи. Но здесь – была просто аккуратно обсаженная деревьями аллея, и слева от нее…
Он так и замер на месте, внезапно поняв, что слева-то, за ровной гребенкой стволов, нет абсолютно ничего. Точно свет там кончался. Но любопытство пересилило страх, и он, упершись раскинутыми руками в два соседних ствола, осторожно вытянул шею и глянул вниз.
Крутой обрыв уходил в глубину шагов на сто, не менее; дорога, петляя причудливо извернувшейся змеей, спускалась вдоль него в поросшую высоченными деревьями долину. Это их кроны он и принял за холмы, тонущие во влажных полуденных испарениях. А среди зеленых куп золотились, складываясь в затейливые короны, кресты и купола, легкие дуги и витые, точно рога, стержни; кое-где просматривались арки и колоннады, такие же неестественно легкие, а ближе всего, перекрывая дорогу, виднелись массивные, но все-таки не тяжелые ворота, увенчанные двумя изогнутыми остриями, нацеленными в небо, как будто по земле не могло приблизиться ничто такое, что стало бы угрожать этому сказочному городку. Харр вспомнил легенды о Пятилучье, в котором он так и не успел побывать, и уже не сомневался, что там, внизу, расположился княжеский двор.
– А ты что, тоже при князе состоишь? – оглянулся он на Махиду.
Пронзительно-желтые глаза ее округлились в изумлении. Только сейчас, когда ее лицо оказалось совсем близко, он углядел еще одну его особенность (до того мешали ее глаза, немыслимые в своей светоносной желтизне) – темные волосы, треугольным мыском спускавшиеся до самого переносья, вовсе не были аккуратно подстриженной челкой – они и росли так вот, точно из родниковой точки между глаз возникал пушистый темно-каштановый султанчик; из этой же точки разлетались к вискам чуть изломанные дуги бровей. Диковинное лицо – да только все ли тут таковы?..
– Господин мой, а господин! – Махида теребила его за рукав.
– Ась? – встрепенулся он, стряхивая наваждение – нет, положительно девка на него чары наводила.
– Кто такой «кинязь», спрашиваю?
Он открыл было рот, чтобы объяснить, и тут его окончательно доконало сомнение: «а с чего это она понимает каждое его слово? Он и на Тихри-то не сразу приспосабливался, когда на новую дорогу подавался, а тут мир другой а словеса все одинаковые. А может, ему все это только чудится в смертном сне, потому как уже потонул он в топкой трясине под зеленой звездой?»
Он еще раз поглядел вниз: из зеленокаменных врат уже вылился на дорогу черный ручеек – цепочка людей под одинаковыми покрывалами; на плечах они несли что-то длинное и тоже черное, вроде сундука. Они уже подымались вверх по дороге, и было очевидно, что встречь не пройти. Сколько ж ждать?
Словно угадав его мысли, Махида смущенно проговорила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158