А ты найди дорогу к моему дому, и мои дочери изукрасят твое чело, а древние боги осенят своей благодатью.
– Заметано, – сказал менестрель, хлопая Ушинь по плечу.
В этот момент мона Сэниа вышла из шатра.
– По-Харрада! – взвизгнула она. – Перед тобой королева этих островов!
Обернувшиеся на ее крик дружинники все как один преклонили колена. Юрг немного помедлил, но, вспомнив о возложенной на него дипломатической миссии, решил, что маслом каши не испортишь, и присоединился. Один Харр остался торчать, как Александрийский столп, почесывая одной босой ногой другую.
– Не гневайся, моя милая, – проговорила своим журчащим голоском Ушинь. А ты, сын черной Ночи и хмурого Вечера, и впредь не подлаживай свою речь под чужой голос. Такие, как ты, милы первозданным. Да будет благословен ваш бирюзовый дол!
– Я сразу же вернусь, – шепнула мона Сэниа и, почтительно обняв Ушинь, которая не могла удержаться от того, чтобы пугливо прикрыть глаза, исчезла вместе с нею.
Дружинники подымались, отряхивая штаны.
– Это что за слово дивное – би-рю-зовый? – старательно выговорил непочтительный певец.
– Камень такой, – пояснил Юрг. – У вас что, не встречается? Точь-в-точь как глаза у… у Касаултовой дочки. Имя-то она пусть сама придумывает.
– Ты ж вроде ее нарек, а ты – властитель, твоя и воля.
– Не городи чепухи. По нашим обычаям сыну выбирает имя отец, а дочери мать… Впрочем, иногда это обоюдно. А Фирюза – так прозывают красавиц с голубыми глазами у нас в тех странах, где это – большая редкость; там все больше черные.
– А красных не бывает?
– Бывает. У белых крыс.
Над только что получившим свое название Бирюзовым Долом, примерно на высоте птичьего полета, возникла Сэнни, высматривая себе свободное место для окончательного появления. Гуен с радостным кличем, способным довести кого угодно до заикания, ринулась ей навстречу, и принцесса позволила себе несколько секунд так любезного ее нраву свободного падения. Но стоило гигантской сове поравняться с ней, как она исчезла, чтобы в тот же миг очутиться рядом со своим супругом. Гуен затрясла головой и подняла торчком затылочный гарпиевый гребень – эта способность людей только-только начать игру, а потом пропасть неизвестно как, доводила ее до бешенства. К счастью, характер у нее был отходчивый.
– Пришлось спасаться бегством, – весело сообщила принцесса. – А то алэловы дочки из чувства симпатии чуть было меня не разрисовали. Представляете – я да с маргаритками во лбу.
– Твоему лбу пристала молния, – с неожиданной галантностью изрек менестрель.
– Да уж, – согласился Юрг. – И как там дочки?
Мона Сэниа помялась:
– Да на чей вкус… Глазастенькие, губастенькие – есть в них что-то рыбье.
– Ну это не по мне! – не смог, как всегда, удержаться по-Харрада. – Это еще какая рыбка – если взять, например, барракуду… – Флейж да еще Эрромиорг, как старший, только и были способны как-то умерять варварскую непосредственность тихрианина.
А непосредственность фонтанировала вовсю:
– Пир, пир, пир, мой кастрюли до дыр, мясо жарь на вертелах, будет пышно на столах.
Юрг поморщился – поэтические экспромты менестреля находились тоже на пещерном уровне.
– Делу – время, а потехе – час, – проговорил он с удивившей его самого назидательностью.
– Да, – подхватила его мысль жена, – я сверху присмотрела прелестнейшее плато на северном склоне хребта, трава свежая, не выжженная – будем ставить там загон для коз и конюшни. От центральной просеки туда пойдет плавный спуск, так что давайте подсчитаем наших сервов, их-то в первую очередь придется выдворить за пределы Бирюзового Дола, вот вам еще пристройка к стене…
– Дорогая, не все сразу. Ты не забыла, что мне нужно на минуточку слетать на Землю? Я же Стамену обещал.
– Ладно, а как только вернешься, я на минуточку загляну на Тихри – ты не забыл, что я должна посоветоваться с Лронгом?
– Мне б так жить… – с захлебом вздохнул Харр по-Харрада.


***

Юрг неторопливо шагал по свежерасчищенной просеке, и исполинские хвойные, так похожие на корабельные шишкинские сосны, чуть наклоняясь друг к другу, смыкались у него над головой. Старая просека не была прямой, следуя неровностям рельефа, но и теперь угадывалась безошибочно. Судя по аккуратно увязанным охапкам сучьев и плоским брикетам спрессованной хвои, она была затянута порослью цепкого безъягодного можжевельника, необычайно пахучего, с длинными мягкими иглами. Под ногами хрустели крошечные, как горошины, шишечки, под ними должен был залегать ровный камень. Юрг поковырял сапогом почву, но до твердого слоя не добрался. Видно, дорогу мостили в незапамятные времена, и делали это умело; вот только петляла она как-то непредсказуемо и нелогично. Покрытые мелкой плотной чешуей стволы уходили вверх метров на тридцать, заканчиваясь компактной сизой кроной; рассматривая остров с изрядной высоты зависшего кораблика, он не мог определить точно, как широка эта лесная полоса, пролегшая вдоль хребтины протяженного острова, но самую пышную ее часть, прилегающую к Бирюзовому Долу, он еще тогда про себя окрестил Воротником Игуаны.
Где-то вдалеке, за очередным поворотом слышался треск, истеричные взвизги пилы и мягкое буханье – сервы тут же прессовали хвою. Бережливые ребята. Как только Юрг узнал у караульного Дуза, что мона Сэниа на просеке, он рванулся туда чуть ли не рысью, успев лишь поцеловать спящего Ю-ю, но, очутившись в тени сизо-зеленой чешуйчатой колоннады, он разом припомнил все колдовство папоротниковой ночи, и ему вдруг до чертиков не захотелось вливаться в общую суетливую толпу славных братьев по оружию и их жукообразных механических слуг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158