А здесь, направо, у самой конторы, будет калитка. Понятно?
- Понятно. Вроде как бы лагерь в лагере. Могу ли я знать, для кого он предназначен?
- Нет, не можешь. - Копиц встал и подтянул френч на животе. - Если понадобится, проработаете всю ночь. С вышек будут светить прожекторы. Los!
- Разрешу себе обратить ваше внимание на то, что новички еще не получили хлеба.
- Schon gut нем.)>. Пусть поработают, потом пожрут. Или, если хочешь, можешь раздать им хлеб после сформирования бригад. А теперь ни слова больше! - Копиц опять ехидно подмигнул и вышел из конторы.
На апельплаце действительно выстроился весь лагерь до единого человека. Как только дверь конторы открылась, староста Хорст гаркнул: "Achtung! Шапки долой!" - и все шапки одновременно хлопнули о брюки. На мгновение воцарилась почти торжественная тишина, где-то за оградой раздалось короткое троекратное попискивание синицы, его слышал весь лагерь, стоя навытяжку. Небо было синее, чистое, по его просторам тянулась белая полоса, уже размазанная ветром, - пролетел реактивный самолет.
Теперь и Хорст сорвал с себя шапку и, топая по гравию, побежал к эсэсовцу, который медленно шел к апельплацу. В двух шагах за ними следовал писарь с папкой. Хорст вытянулся в струнку и гаркнул:
- Староста лагеря заключенный номер шестьдесят восемь два тридцать восемь рапортует, что весь наличный состав лагеря выстроен на апельплаце. Рапортовать Хорст умел мастерски, как настоящий прусский офицер. - Подлежит явке тысяча шестьсот сорок два заключенных, явилось тысяча шестьсот сорок. Отсутствуют двое, причина - смерть, сегодня ночью в бараках.
- Вот видишь, - Копиц, хитро улыбаясь, обернулся к писарю. - А ты говорил: невозможно, новички, мол, не знают порядков. Я лучше знаю, что возможно, что невозможно. А фюрер знает еще лучше. Начинай!
Хотя предстоявшая работа была не нова и строительная команда уже имела основательный опыт в постройке бараков и заграждения, комплектование рабочих бригад заняло почти час. Бесконечно долго выясняли, кто что умеет и сколько потребуется квалифицированной и подсобной рабочей силы. А в основном ждали новых разъяснений и распоряжений Копица, но так и не дождались.
Голодный и жаждущий снова имели возможность прикинуть, к какой специальности выгодно примкнуть, а к какой нет. Во-первых, возник вопрос: можно ли человеку, который ночью объявил себя портным, записаться сейчас, например, клепальщиком? Ночью, правда, записывали фамилии, но, может быть, теперь не докопаются до этого? Из всех ремесел, которые сейчас регистрировали, профессия клепальщика, по-видимому, самая выгодная. Клепальщиков, наверное, пошлют на завод. А бетонщики? Зима на носу, не трудно представить себе, чего натерпится на стройке плохо одетый узник. Говорят, что бетонщик - это квалификация, но, по сути дела, просто орудуешь лопатой, просеиваешь песок, перемешиваешь бетон... Нет, уж лучше не надо, я этим два года занимался в Терезине.
В общем, жаждущий ушел записываться клепальщиком, но их оказался избыток, и его бесцеремонно прогнали.
Голодный с самого начала рассуждал иначе. "Я даже толком не знаю, как работает клепальщик, - сказал он с унылой улыбкой, - видимо, клепает что-нибудь... Уж лучше я скажусь больным".
Больными сказались многие. Никто из капо им уже не верил, и "мусульмане" стали терять сознание от голода и истощения.
Потерял сознание и Феликс, который все время отчаянно жался к Зденеку. Зденек и еще один заключенный взяли Феликса под руки и оттащили в сторону, где уже лежало с десяток потерявших сознание узников. Врач венгр, маленький, седоватый и розовощекий - все называли его Шими-бачи, - нагнулся над Феликсом и приподнял ему веки. Заметив, что у Феликса посинела щека, он спросил, отчего это. Зденек быстро ответил и побежал на свое место, потому что уже приближался Карльхен с палкой.
Целый час апельплац кишел, как разрытый муравейник. Сформировывались и перекомплектовывались бригады, сотня начальников орала: "Быстрей, живо!" тысяча перебрасываемых с места на место и подталкиваемых людей слабо протестовали, дубинки гуляли по спинам, плечам и рукам, узники испуганно шарахались в стороны, расстраивая шеренги, а с другого края кто-то уже выравнивал строй, тоже действуя дубинкой.
Из проминентов никто не знал, в чем, собственно, дело. Знали только Копиц и писарь, но они ничего не объясняли и лишь требовали беспрекословного повиновения и быстрого сформирования рабочих бригад. Их распоряжения передавались заключенным довольно медленно, так что рапортфюрер и писарь иной раз успевали забыть о собственном приказе или считали его уже ненужным и потому страшно сердились на капо, которые не проявляют никакой инициативы в таком простейшем деле. Оба, вздыхая, повторяли, что без них тут не обойтись и пяти минут: если всех этих "старичков" и "новичков" предоставить самим себе, они станут просто-напросто стадом безмозглых обезьян.
Для битых и понукаемых была важна и еще одна сторона этого дела. Никто из них не знал, сортируют их сейчас для временной и краткосрочной работы или для постоянной. Ведь с каждым уже десятки раз случалось, что его вот так же включали в какую-нибудь бригаду или команду, уводили куда-то и навсегда отрывали от брата или близкого друга.
Старый Качка, крупный черноволосый мужчина, не называл никакой специальности, а только жаловался и твердил, что он болен. Его послали к землекопам. Его сын, юный Берл, с плачем кинулся за ним, крича, что пойдет тоже. Голландец Дерек, который распоряжался землекопами, был и без того недоволен, что ему подсовывают хворых. Когда к нему сунулся Берл, Дерек замахнулся на него палкой и погнал паренька обратно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155