- Скажи мне напрямик, ты хочешь жить или нет?
- Конечно, хочу, - ответил Зденек, не поднимая головы. - Но это не самое главное. Главное - вот эта картотека. Надо добиться, чтобы она пережила зиму. А может быть, важно и еще кое-что...
- Что?
- Не знаю. Не лезть во всякую грязь. Вести себя так, чтобы не приходилось на прощанье просить кого-то:
"Слушай, ты подтвердишь потом, что я был хороший. Ведь к тебе я всегда был добр, а?"
* * *
Часы бежали, работы было по горло. Лейтхольд, тихий и какой-то пришибленный, без палки, зашел в контору попросить людей, которые докончили бы в кухне работу, брошенную женщинами. Кого же туда послать, и поскорей? В лагере сейчас не так-то много здоровых мужчин...
Зденек вспомнил о Франте Капустке из четырнадцатого барака, бывшем кельнере, посоветовался с Оскаром. "Как там его помятые пальцы? Можно уже выписать его из лазарета? Он ведь специалист..."
Так и было сделано. Рука Франты была еще в бумажной повязке, но глаза смеялись.
- Шеф-повар может сам и не работать, - сказал он. - Главное, приглядывать за всеми, командовать, красно говорить. Шеф-повар за словом в карман не лазит!
Санитар Шандор Фюреди стал у котлов, которые покинула его двоюродная сестра Беа. К нему присоединилось еще восемь человек.
Оскар поинтересовался дальнейшими планами Зденека.
- Зеленые уйдут, ты останешься старшим писарем. Если Копиц спросит тебя, кого ты рекомендуешь в старосты лагеря, что ты ответишь?
- Старостой должен быть Фредо, - не колеблясь сказал Зденек. - Он лучший из нас. То, что здесь будет лазарет и никому не придется ходить на работу, - это прежде всего его заслуга.
Оскар согласился.
- А кого бы ты взял младшим писарем?
- Об этом я тоже подумал, - кивнул Зденек. - Ты не знаешь Гонзу Шульца? Такой с виду незаметный парень, но молодчина. Фредо его очень хвалит, на стройке они действовали рука об руку. Гонза - коммунист. Его я хотел бы в помощники.
Старший врач беспокойно поглядел на Зденека.
- Не слишком ли легко ты смотришь на вещи? Зима, холода... Жить здесь будет не сладко, учти!
* * *
Эрих отнес сводку умерших в комендатуру. Копиц поводил толстым пальцем по строчкам и задержался у фамилии самоубийцы.
- Гичман Ярослаус, - медленно прочитал он, указал на слог "лаус"30 и поднял хитрые глаза, - это и есть та липа, которую вы хотите протащить на погост?
Писарь прикинулся, что не понимает.
- Самое обычное чешское имя. Я знаю это по Вене. Ярослав или Яро.
- Заткнись, - рапортфюрер махнул рукой и мелким почерком поставил слева внизу свою подпись. - Так уж и быть, спускаю тебе это. А новому писарю такие штучки спускать не буду, так ему и передай.
* * *
Наконец-то у Зденека выдалась свободная минутка, и он смог зайти к брату, которого положили в одном из бывших женских бараков. Калитка была распахнута - теперь тут можно было ходить беспрепятственно, часовые на вышках уже не держали калитку под прицелом. И это почему-то показалось Зденеку очень важным, значительным и многообещающим.
Иржи лежал в третьем бараке, у самого окна, на лучшем месте, которое прежде девушки отвели для Иолан. Глаза у него были закрыты, больной отдыхал после утомительного пути. Он выглядел очень измученным. Лицо было желтым, морщинистым, заросшим белесой щетиной, восковые веки прикрывали провалившиеся глаза, и Зденеку стало страшно: а что, если они уже никогда не откроются.
- Иржик! - прошептал он.
Соседний больной покачал головой и приложил палец к губам: не беспокой его! Но Иржи уже пошевелился, открыл глаза и слабо улыбнулся.
Впервые Зденек мог разглядеть брата и должен был напомнить себе, что Иржи всего на два года старше, ему тридцать четыре. А впрочем, кто знает, как выглядит сам Зденек, ведь он уже давно не глядел в зеркало. Но он видел лица окружавших его людей и лица мертвецов там, в покойницкой. Иржи не был похож ни на тех, ни на других, он казался старше, прозрачнее, словно ему было сто лет. Когда он сделал жест, приглашая брата сесть, рука его с минуту дрожала в воздухе и тотчас легла обратно на одеяло.
- Надеюсь, ты не расплачешься при виде меня? - прошептал Иржи и мягко посмотрел на брата карими глазами, так похожими на материнские. "Хоть глаза-то у него не изменились!" - подумал Зденек и сел.
- Как насчет кино? - спросил Иржи. - Ты все еще увлекаешься кинематографией?
- Не говори об этом. У меня уже давно другие заботы. Расскажи лучше...
- А у меня нет никаких других забот, - весело подмигнул Иржи, словно ие желая допустить сентиментальный тон в их беседе. И его глаза под тяжелыми пергаментными веками ожили и улыбнулись. - Ты любил кино, что ж в этом плохого? Человек должен увлекаться чем-нибудь. Для начала.
- Говори о чем хочешь, - послушно сказал Зденек. - Я так рад видеть тебя!
- Кино - отличная вещь, - продолжал Иржи. - Само по себе оно, может быть, и пустяки. Но фильм для народа и на хорошую тему - это уже что-то. Сделав такой фильм, можно потом далеко пойти.
Зденек кивал головой. Ему было неприятно, что брат при первой же встрече снова сел на своего старого конька, но вместе с тем Зденека радовало, что Иржи не изменился, что у него по-прежнему есть охота спорить, словно они виделись только вчера.
- Ну ладно, товарищ идеолог, - поклонился Зденек. - Куда же, например, я могу дойти с помощью фильма?
Иржи улыбнулся.
- К нам. К правде.
- Я делаю что могу, не сомневайся.
Но Иржи уже развивал свою мысль и не хотел отступиться от нее.
- Фильм, - повторил он, - отличная штука. Я, знаешь ли, часто говорил себе, что у тебя большое преимущество перед всеми нами: тебе, наверное, удастся воссоздать правдивые картины всего этого... - Его рука опять поднялась, дрогнула при попытке жестикулировать и бессильно опустилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155