От Кременицкого узнали мы и о диалоге, который произошел у него с Марианом, после того как последний заснул на посту.
- Товарищ Фалькевич! Вам доверили охранять ночной покой всего вашего взвода...
- Пшепрашам, пане комиссар, я охронял, я бардзо добже охронял. Я ходил вкруг бункера, я обсервовал по стронам...
- Обождите, Фалькевич! Во-первых, нельзя перебивать разговаривающего с вами начальника. Во-вторых, называйте меня "товарищ комиссар", а не "пан комиссар". В-третьих, как это вы можете утверждать, что ходили вокруг землянки и посматривали по сторонам, когда командир взвода обнаружил вас сидящим на ящике, с опущенной на колени головой, с крепко закрытыми глазами?.. В таком положении можно видеть только сны!
- Какие сны? Какие сны, товарыж комиссар? Человеку уже нельзя закрыть на минуту глаза в самом конце дежурства!
- Спать часовому нельзя ни в начале, ни в середине, ни в конце дежурства. Если бы к вам подошел не командир взвода, а бандеровец или немец, он не стал бы, Фалькевич, вас будить, а сделал бы что-то гораздо похуже.
- Пшепрашам, товарыж комиссар, но немец к нам не пошел бы, он скорее пошел бы в бункер к минерам.
- А если и у минеров часовой будет спать? Впрочем, Фалькевич, ваше мнение на этот счет меня не интересует... Вы вступили в партизаны добровольно, вы торжественно обязались подчиняться партизанской дисциплине, а теперь на каждом шагу ее нарушаете. Просто стыдно за вас! Отправляйтесь к командиру роты и доложите, что получили от меня два наряда вне очереди. Пусть пошлет вас на кухню чистить картошку!
- На кухню я не можу, пане комиссар! Там працюют Бронька с Иреной, они будут смеяться...
- Правильно сделают! Скоро смеяться над вами будет вся бригада... Идите и доложите командиру роты о полученном взыскании.
Мариан с достоинством удалился. Командира роты он сначала "не нашел", а когда тот сам попался ему на глаза, доложить о приказании Кременицкого "забыл".
Вот каков был Мариан Фалькевич. Вместе с тем это совсем неплохой парень, очень неглупый, физически крепкий. Он сын местного крестьянина-середняка, хозяйство которого разграблено бульбашами. В патриотичности Мариана, в искренности его желания помочь Польше избавиться от оккупантов и обрести самостоятельность сомневаться никто не мог. Вступил Мариан в партизанскую бригаду с самыми лучшими намерениями, но вот стать настоящим, полноценным бойцом ему как-то не удавалось. Причем Виктор Кременицкий был совершенно прав: людей, очень напоминавших Мариана, в бригаде набралось порядочно.
Собственно, никого из нас это не удивляло. Ведь любой человек, новичок, ранее не служивший в армии, вступив в один из наших отрядов, мог бы составить Мариану отличную компанию, решительно ничем от него не отличаясь. Но и Мариан, и всякий другой в любом из наших старых отрядов быстро отрешился бы от своих гражданских привычек, стал бы за какой-нибудь месяц хорошим партизаном.
С Марианом этого в польской бригаде не произошло. В чем же тут дело?
Догадаться нетрудно. Когда новичок попадает в среду более опытных, более умелых товарищей, он изо всех сил тянется за ними, старается ни в чем от них не отстать. И бывалые партизаны всячески ему в этом помогают советом, показом, собственным примером. Глядишь, новичок уже и не новичок! Многое восприняв от окружающей его среды, он уже и сам стал частицей этой среды, как бы растворился в ней.
Совершенно другое положение в новом партизанском формировании, в данном случае - в польской бригаде. Весь рядовой состав был здесь из новичков. Одни быстрее воспринимали воинские порядки, а другие медленнее, одни прилагали больше усилий в занятиях по боевой подготовке, а другие меньше, одни оказались дисциплинированными по натуре, а другие этим не блистали. Людей же, на которых Мариану следовало во всех отношениях равняться, в бригаде можно пересчитать по пальцам. Там их меньшинство, и они еще не в состоянии подчинить своему влиянию всю массу.
Пока что мы рассматривали бригаду имени Василевской не как боевое, а как учебное формирование, где польские партизаны проходили нечто вроде армейской "школы молодого солдата". Курс такой школы рассчитан на новобранцев. Но обычно в каждом учебном армейском полку есть постоянный, хорошо знающий свое дело командный состав, есть люди с большим опытом воспитательной работы. В нашей же польской бригаде таких командиров почти не было. И это - еще одна трудность.
Командовал бригадой бывший вахмистр польской армии Станислав Шелест, человек лет сорока, уже давно уволившийся в запас. Во главе двух отрядов бригады, рот и взводов стояли также бывшие польские офицеры и унтер-офицеры из запасников. Они сравнительно неплохо разбирались в военном деле, но во многом отстали, партизанского опыта не имели. Им самим приходилось учиться и переучиваться. Конечно, это сказывалось на состоянии бригады. Ее отрядам было еще далеко до других наших подразделений. Вот почему Кременицкий охал и вздыхал, отвечая на расспросы об успехах Мариана Фалькевича.
В таком случае, не проще ли распределить всех поляков по нашим старым батальонам, переварить их там в партизанском котле, научить многому, а уже потом сформировать из готовеньких бойцов польскую бригаду? Да, проще, но не лучше. Мы считали, что это было бы узкоделяческим подходом к начинанию большого политического значения.
Поляки горячо любят и свято чтят свою родину. Захват территории Польши немецкими фашистами, превращение ими суверенного государства в генерал-губернаторство наполнили гневом и болью сердца поляков. Они верили в освобождение своего отечества, знали, что братский советский народ поможет изгнать оккупантов с их родной земли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132