Но понадеялся, что детских книжек старуха не знает, и, с трудом восстанавливая в памяти слова, произнес:
Не человечьими руками
Жемчужный разноцветный мост
Из вод построен над водами.
Чудесный вид, огромный рост!
Раскинув паруса шумящи,
Не раз корабль под ним проплыл;
Но на хребет его блестящий
Еще никто не восходил.
Идешь к нему — он прочь стремится
И в то же время недвижим;
С своим потоком он родится
И вместе исчезает с ним.
— Ах ты мой сладенький! — заворковала старуха, перегибаясь к нему через стол и буравя своими глазками (и даже паук на паутинке спустился пониже). — Как мне, старушке, приятно-то было стихи Василь Андреича послушать. Но знай, мой вкусненький, что я его стихов поболе твоего знаю. Про радугу он тут написал, про радугу. Ну давай теперь третью, только подумай хорошенько, а я пойду пока противень приготовлю — вдруг пригодится!
И, ухватив под мышку клюку, она застучала деревянной ногой к выходу из комнаты и вышла, хлопнув дверью. Борис подошел и толкнул дверь — дверь не поддавалась, очевидно, была заперта с той стороны. Старуха взялась за дело всерьез. От бессильного страха он весь обмяк. Едва дотащился до своего стула и сел. «Что она со мной сделает?» Мысль о сопротивлении почему-то даже не пришла ему в голову, словно он был очарован злыми чарами. Он тщетно пытался припомнить еще хоть одну загадку — ничего не получалось. А старуха в любой момент могла вернуться. «Два кольца, два конца, а посередине гвоздик… Наверняка знает. Без окон, без дверей… Уже было. Еду, еду, следу нету… Догадается. Если уж про радугу догадалась… Но как же она посмеет что-нибудь сделать со мной, с человеком, с Борисом! С Борисом! Она же наверняка не знает, что я Борис, она же меня ни разу по имени не назвала! Если б знала, не посмела бы!» Дверь отворилась, и вошла старуха.
— Ну что, сахарный мой, вспомнил которую-нибудь?
— А ты знаешь, кто я? — ответил он вопросом на вопрос, замирая от страха и неуверенности, но суровым тоном.
— Это нечестная загадка! — воскликнула вдруг старуха, уронив клюку; лицо ее вытянулось так, что впали щеки. — Откуда я могу догадаться, кто ты. Ты и сам не знаешь, небось, — затараторила она. — Сегодня ты умный, а завтра дурак, может, ты будешь героем, а может, подлецом. Откуда мне знать? Ты сам сначала в себе разберись, а потом такие загадки загадывай!
Удивленный сначала ее досадой, Борис не сразу сообразил, что она приняла его вопрос за загадку, но, сообразив, ответил важно и рассудительно, с удовольствием видя, что паук собирает свою паутину и отползает в свой угол:
— Во-первых, в условиях не входило, чтобы я сам знал разгадку, но, во-вторых, можешь успокоиться, я знаю ответ.
— Ну и кто? — спросила старуха, присев, наконец, на стул.
— Кто? Я?
— Конечно, ты. Не я же! Про себя я все знаю и сказать могу. А вот ты-то что мне скажешь?
— Борис.
— Что Борис?
— Я — Борис.
— Ишь ты! Борис! Имечко-то твое я и без тебя знала! — злобилась старуха оттого, что не отгадала, что так быстро сдалась, переспросив у Бориса отгадку. — А может, ты — Ненастоящий Борис. Коты вот у нас тоже встречаются, да только никто их не ловит уже. Потому что они Ненастоящие! Не настоящие, хотя самые что ни на есть заслуженные. В кота и леший, и домовой, и любая молоденькая ведьмочка обратиться может. В черных, пушистых, красивых, без единого белого пятнышка. Не то что эти Настоящие, вечно то на лапе, то на морде, то на груди, а белизна ан и проступит, скверные они, сладу с ними не было. Борис! Чем удивил! Да настоящий ли! Что же крысы-то тебя, голубчика, не тронули? А? — старуха закрыла рот, посмотрела на оторопелое лицо Бориса и вдруг рассмеялась. — Ладно. Борис так Борис. Это я просто злюсь, что не удалось тебя обштопать, как мне хотелось. Сластолюбка я и эгоистка. Да только с крысами не сравнюсь. В их тени и мои злодейства никто не заметит. Вот только не везет мне последнее время. Да и затирают, забывают меня, старую. Коттеджик вон, избушку выделили, вроде как дачу. Сиди, старуха, на заслуженном отдыхе. Будто я уже не нужна, будто и не могу ничего, будто это не я кошкой оборачивалась и все кошачьи тайны выведывала, а теперь как приживалка живу. А я еще кошкой могу быть почище любого настоящего, — она неожиданно привстала, уперлась руками в стол, голову повернула вбок, в угол, глядя на паука, и забормотала словно молитву: — Четыре четырки, две растопырки, один вертун да два яхонта. Кто это? Угадал не угадал, а это кошка!
Ударил огонь вокруг старухи яркой вспышкой, дымок окутал ее, и вдруг на стуле сквозь дым проступили черты черного огромного котины с блестящими глазами, лапы со стальными когтями постукивали по столу, и размером была эта кошка почти с Бориса.
— Ну что? — послышался старушичий голос. — Ловко?
Борис оглушенно смотрел на нее, не в состоянии понять, сон это? явь? сказка? бред? быль? реальность? Как захотелось вдруг увидеть понимающую усмешку отца, который обнял бы его за плечи и сразу бы все разъяснил: и старуху, и Алека, и бег по лестницам — и как себя вести, что делать, тоже подсказал бы. Но отец прекратил с ним всякое дружеское общение. А раз так, то и ладно. Сам до всего дойду и все сделаю. И ему докажу, что я не хуже его. Только бы понять, куда он попал и что тут происходит!..
Он очнулся от обидчивых раздумий, а перед ним вместо кошки уже снова сидела старуха и разглагольствовала:
— Только по лапам и по грудке и можно их отличить. У Настоящих, у скверных то есть, они белые. А всяких там серых, рыжих и прочую дымчатую пакость давно уже повыловили. Эти, Настоящие-то, прячутся, красятся, перчатки надевают… Одна я знаю, как их опознать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84